|
Мужчина догнал людей и выхватил ребенка. Теперь крестоносец дурачился и убегал, а женщина с отчаянным криком бегала следом за ним, умоляя отдать дочку. Ребенок навзрыд плакал. Еще больше развеселившись, изувер стал подбрасывать девочку вверх, играя с матерью, как с собачкой, а потом швырнул ребенка в сторону каменной стенки. Краем глаза Гуго увидел, что виноградные плети смягчили удар, и девочка осталась жива, а мать с бессильным стоном опустилась на землю. Мужчина засмеялся и навалился сверху, раздирая на несчастной тунику. Он провозился пару секунд, но вспомнил о напарниках, грабивших дом, и оставил свою добычу. Похоже, любовь к деньгам оказалась гораздо сильнее похоти. Рыдая и всхлипывая, иудейка поползла к дочери, сметая волосами и туникой дорожный песок. Но в дверях провансалец обернулся и выхватил меч, решив, что не стоит оставлять жизнь своим жертвам. Гуго де Пейен так и не смог разобраться, что произошло с ним в следующий миг. Только пятки сами собой тронули брюхо коня, высылая Мистраля прямо на провансальца. Рыжий детина замер с приоткрытым ртом и искренним недоумением. Боевой конь, три года обучавшийся своему мастерству в нормандских конюшнях, словно почувствовал настроение хозяина, и выполнил все на отлично. Широкой мощной грудью, защищенной нагрудником с металлическими шипами, он сбил стоявшего на пути человека с мечом. Еще Гуго услышал, как жестко клацнули челюсти жеребца — Мистраль умел хорошо кусаться. Долей секунды позднее круп коня приподнялся, и задние копыта отбили назад. Раздался глухой хруст, словно треснул деревянный шит или полный снеди глиняный горшок упал на земляную дорогу. Мистраль пошел вперед мелкой рысью и на перекрестке перешел на шаг. Сворачивая на соседнюю улицу, Гуго настороженно оглянулся. Сбитый провансалец лежал на дороге неподвижно. Молодая иудейка с дочерью уже исчезла, наверное, спряталась во дворе. Но, главное, вокруг было пусто, и его никто не заметил. Оруженосец Роже тоже где-то отстал, а, может быть сделал вид, что ничего не видел. Убийство случилось безнаказанно, без свидетелей, и Гуго старался не думать о том, что произошло. Он пришпорил жеребца, и Мистраль, уже изрядно покрытый хлопьями белой пены, снова перешел на рысь. А через пару минут они выехали ко Гробу Господню. В Иерусалиме было множество храмов. Но то, что заветная цель долгого пути, предмет мечтаний и вожделений был сейчас перед ним, не вызывало сомнений. Оказывается, пару раз за день он уже проезжал рядом. Захлестнула волна радости и восторга, бешено заколотилось сердце. — Sanctum Sepulchrum! Sanctum Sepulchrum! — восхищенно кричала толпа. Крестоносцы, перемазанные чужой и своей кровью так, что многие походили на мясников, плакали и смеялись в экстазе. Многие целовали землю, прижимались лицами к камням храма, обнимали их. Большинство сбросили с себя доспехи и сняли оружие. Рыцари слезли с коней. Пьер Пустынник, верхом на своем знаменитом осле, был тоже здесь. Монах высокопарно и витиевато описывал происходящее вокруг, то, на какие жертвы ради этой минуты пошло войско Христово, и как радуются на Небесах все убиенные братья. Но если люди в нескольких метрах жадно слушали его, как новоявленного святого, то чуть дальше слова его страстной проповеди тонули в счастливых криках: — Санктум! Санктум! — Благодарим Господа Бога! Откуда-то из ликующей толпы выскочил Годфруа де Сент-Омер — босиком и в длинной нижней рубахе. — Радуйся, Гуго, это Sanctum! Мы у Гроба Господня! — Господи, это свершилось! — Гуго сполз с Мистраля, пошатываясь от усталости, и обнял Годфруа: — Наконец-то это свершилось! Он стянул с себя шлем, встряхнул отросшими вихрами темных волос и протяжно глубоко вдохнул воздух. Ветерок, бивший в лицо, принес легкий запах ладана. Вопреки гневным рассказам Пьера Пустынника и капелланов, приукрашенных чудовищными подробностями, Анастасис — Церковь Воскресения Господня была цела. |
