— Упал один раз — и поднялся.
Турчанка из сна плавно изгибала стан, и монеты на поясе её шаровар быстро и мелко звенели:
— Иди ко мне, брат Сезар! Крестовый поход искупит все прегрешения!
Все ухнуло в горячую темноту, качнулось, поплыло, и брат Сезар провалился в объятья турчанки.
— Крестовый поход искупит все прегрешения! — лицо соблазнительницы вдруг вытянулось и покрылось рвами морщин и пегой седой щетиной. Вместо юной одалиски перед ним возник епископ Адемар Монтейльский, преставившийся год назад в Антиохии от сыпного тифа. Его преосвященство сиял, а белые одежды развевал ветер.
— Ах ты, блудник! — он топнул ногой и замахнулся своей знаменитой боевой дубинкой — убивать неверных настоящим оружием ему не позволял священнический сан: — Frater Сезар, ты позабыл для чего здесь?
От этого возгласа брат Сезар проснулся. Полоса солнечного света пробивалась сквозь занавес. За стеной шатра бряцали доспехи, блеяли овцы, кудахтали куры, и детский плач раздавался где-то рядом. Две недели назад, семнадцатого июня в Яффу прибыло шесть генуэзских судов с провиантом, и голод, терзавший крестоносцев с весны, отступил на короткое время. Вместе с провиантом в палестинскую глушь прибыли материалы и инструменты для строительства осадных орудий, оружие, дротики для баллист и болты для арбалетов, а главное — генуэзские плотники и инженеры. Их доставил в лагерь отряд из трехсот человек, под командованием Раймунда Пеле, отбивая по дороге нападки мавров. А также в целости и сохранности был привезен подарок византийского императора Алексия — чертежи осадных башен, по которым незамедлительно началось строительство. Работы для всех хватало.
Брат Сезар пошевелил губами, вспоминая обрывки приятного сна, и его лицо вдруг озарилось улыбкой. Он подскочил на тюфяке, яростно почесал искусанные блохами и вшами бока — слава Богу, ни одна из них не оказалась тифозной — именно вши не так давно отправили тысячи крестоносцев на тот свет. С криком:
— Радуйтесь, мне приснился епископ! — Сезар побежал к выходу, спотыкаясь о лежавших на полу братьев.
Весть о чудесном сне брата Сезара полетела от стоянки к стоянке. «Поддержка бедных, советник богатых» — пусть бестелесный, папский легат епископ Адемар де Монтейль был снова с войсками. А уже к полудню войсковой капеллан отец Раймунд Ажильский — тот самый, кто жаловался, что в Маарре турки бедны и их приходится долго мучить, в сопровождении счастливого брата Сезара стоял перед резиденцией предводителя южного лагеря крестоносцев.
Поднявшееся в зенит солнце утратило нежность и нестерпимо жгло, делая не раз обгоревшую кожу смуглой, как у сарацинов. Горячий воздух, нагревшийся от раскаленной земли, плавился и рябил, предметы в округе походили на миражи. Под заскорузлой от грязи монашеской робой ручейками тек пот, а укусы вездесущих вшей нещадно зудели. Кожаные тапочки то и дело скользили на камнях — идти нужно было в гору. Южный лагерь, под предводительством Раймунда Тулузского, раскинулся на горе Сион — полтысячи рыцарей на конях и до пяти тысяч пеших. Сам одноглазый граф Раймунд располагался с семьей в захваченном особняке рядом с церковью Пресвятой Девы. Говорят, до него там жил византийский священник-монах с матерью и сестрой. Но мало ли, до чего могут дойти хитрые сарацины! Человек в черной ризе с крестом на груди и женщины с ним были усечены мечом и свалены в яму за храмом. Туда же стянули убитых певчих и слуг, которые зачем-то перед смертью взывали к Деве Марии: «Парфенос! Теотокос Мариа!»
Вряд ли кто-нибудь из фанатичных французов в совершенстве знал византийский язык, а на раздумья не было времени — враг мог таиться за любым углом, в любом облике. Урбан II благословил убивать всех по ту сторону пролива Босфор.
Брат Сезар с капелланом остановились у дверей особняка, тяжело дыша и вытирая с лица мутные разводы пота. |