Майор грустными глазами смотрел на Аргона.

— Смотри, Саша, можешь остаться на мели. Ищи, пока есть время. Собаки в возрасте Аргона выходят в тираж внезапно. Сейчас его нервы напрягаются даже после короткой работы по следу. Срыв может произойти в любой момент.

— Какой там срыв! Нервы у Аргона железные.

— Тебе, конечно, виднее, но мой долг предупредить тебя. Не нагружай его сверх всякой меры. Пусть работает по свежему следу.

— Напрасно вы беспокоитесь, Аргон не такой как все. Сверхсобака.

— Сам себя уговариваешь, Саша!

Положение Смолина было сложное. Он, по существу, спорил не только с Николаевым, но и с самим собой. В глубине души прекрасно понимал, что пробил последний час Аргона. С честью и славой отслужил он свой двойной срок. Пора ему уходить. Трудно, чертовски трудно Смолину отказываться от своего друга.

— Мы еще задержим с ним не менее дюжины голубчиков. Вот увидите.

— Может, задержите, может, нет. Бабушка надвое гадала. На всякий случай, Саша, я подобрал подходящего наследника Аргону. Есть на примете один щенок-симпатяга. Еще года нет, а ростом уже как Аргон. И масть такая. И хватка. И восприимчивость. Как две капли воды похожи, отец и сын. Да, да, это прямое потомство Аргона и Ласки. Знаешь, как мы назвали его? Грозный!

— Александр Михайлович, не надо мне наследника. Даже Грозного. Пока! А там видно будет.

— Надо, Саша, надо! Молчи, брат! Начальство не любит возражений.

Нарушитель прорвался через КСП темным вечером, во время сильного дождя. Вода сейчас же заполнила глубокие вмятины на рыхлой земле. Ночью ливень перестал. Ветер расчистил склоны гор, заваленные тяжелыми тучами, и угнал непогоду вниз, в долины. На рассвете небо прояснилось. Выступили по-зимнему яркие звезды. Резко похолодало. К утру грязь окаменела. Застыли все лужи, и побелели зеленые еще травы. И только в это время, уже при свете дня, пограничный наряд обнаружил на КСП под ледяной коркой отпечатки сапог рослого, увесистого, пудов на шесть-семь нарушителя. Такого здесь еще не бывало. Всю ночь не ведали пограничники о том, что нарушитель устремился в наш тыл.

Начальник заставы прекрасно понимал, как трудно было наряду в сплошную темень, при ливне, секущем и заливающем землю, обнаружить прорыв неизвестного. Еще труднее стало потом, когда ударил мороз и скрыл почти все следы нарушителя. Не было никаких оснований обвинить наряд в том, что он проглядел, прозевал, не проявил оперативной сообразительности и т. д. Тяжелейшее и редчайшее стечение обстоятельств, счастливых для преступника и несчастливых для пограничников, создали на границе сложную обстановку. И все же капитан Шавров не мог удержаться, чтобы не устроить старшему и младшему наряда разнос. И был уверен, что поступил правильно. Пограничник по призванию и подготовке должен безотказно и точно действовать в самых труднейших условиях непогоды, преследования, схватки с нарушителем. Должен любую сложнейшую обстановку превращать для себя в простую, а для врага — в безвыходную.

Капитан Шавров, Смолин с Аргоном и несколько солдат из поисковой группы стояли на государственном рубеже и сосредоточенно рассматривали отпечатки. Тревогу выражали их лица. Не может пограничник спокойно смотреть на КСП, оскверненную врагом. Контрольно-следовая полоса — это святая святых каждой заставы, чистейшее зеркало, в котором отражается ежедневный труд, воинская выучка и бдительность большого коллектива. Пограничники и днем и ночью холят КСП: выпалывают и одинокую травинку, вскапывают, рыхлят бороной и граблями, разминают руками каждый комок, присыпают скалистые склоны толщей мягкой земли, убирают камни крупнее грецкого ореха, сейчас же заделывают следы лося, козы, медведя, орла, галки или зайца.

Капитан Шавров осторожно разбил застекленный отпечаток, выбросил все льдинки, посмотрел на Смолина.