Обычно ею пользовались только молодые люди, и храбрая писательница явно решила исправить сей прискорбный факт. Впрочем, что такое жалкие тридцать футов для лучшего «сачка» Института?
– Розен, – толкнул комиссара в бок следователь. – Розен, проснись!
– Чего еще? – раздалось из-под шляпы.
– Проснись, говорю! Ты должен это увидеть, иначе никогда себе этого не простишь!
Сидельских неохотно сдвинул шляпу на положенное место, проморгался, посмотрел туда же, куда и остальные (то есть уже вся палуба), и протяжно присвистнул.
– Ты настоящий друг, Руппи! – сказал он.
– Ох, госпожа… – гулко вздохнул поручик. Впрочем, он давно привык к сумасбродному нраву прекрасной Каролины, поэтому сокрушался больше для порядка.
Госпожа Кисленьких тем временем готовилась к прыжку. Делала она это долго и со вкусом, давая всем желающим возможность полюбоваться собой.
Желающих нашлось превеликое множество, как мужчин, так и женщин. Тут и там раздавались то восторженные возгласы, то осуждающее шипение.
По правде сказать, купальный костюм Каролины и впрямь был откровенно скандален! Во-первых, она появилась на публике без шляпки. Во-вторых, сам костюм слишком плотно облегал фигуру. В-третьих, он был не благопристойно-черного или, на худой конец, темно-синего цвета, нет, он оказался в кокетливую бело-голубую полосочку! Вдобавок купальные шаровары совершенно возмутительным образом заканчивались чуть ниже колен, а рукава кофточки недопустимо открывали руки до самых локтей. А что окончательно добило почтенную публику, так это отсутствие плотных чулок и специальных плавательных туфелек – госпожа Кисленьких оказалась босиком!
И вот Каролина оттолкнулась и ласточкой полетела в бассейн, у самой поверхности перегруппировавшись и войдя в воду без единого всплеска. Вынырнула она на другом конце бассейна и радостно помахала рукой коллегам. Коллеги разразились аплодисментами, кто-то подхватил.
Госпожа Кисленьких изящно нырнула, решив, видимо, достать до дна, и принялась резвиться, как молодой дельфин.
Разряженный господин с Мглистых островов то порывался отвернуться в явном возмущении, то протирал пенсне краем длинного расшитого пояса с кисточками, чтобы получше разглядеть происходящее. Золотые колокольчики в его окладистой бороде заходились мелодичным звоном.
– Чудесно! Великолепно! Восхитительно! Очаровательно! Я запечатлею каждое мгновение этого прекрасного прыжка! Я так и назову серию полотен – «Прыжок»! – возбужденного говорил неподалеку какой-то мужчина в кричащем сиреневом пиджаке и зеленом галстуке.
Было бы сложно отыскать еще что-то выдающееся в его наружности, если бы не усы. О, им позавидовал бы не только таракан, но и любой жук-усач, вырасти он до размеров человека! Роскошные, черные, шелковистые, ухоженные, эти усы были небрежно заброшены на плечи господина, но даже и в таком положении они едва не касались напомаженными кончиками палубы.
– Только посмей, Фелипе, – тихо, но угрожающе отвечала ему стройная миниатюрная брюнетка с пышными кудрями, на которых чудом держалась модная шляпка. – Если ты это сделаешь, то следующую выставку я организую тебе на северном курорте, как очаровательно выражаются наши соседи!
– Но Никки…
– Не называй меня этой собачьей кличкой, – приказала дама и, крепко взяв усатого господина под руку, уверенно повлекла его за собой. – Идем, мне нужно дать еще несколько телеграмм!
– Похоже, тоже иностранцы, – хмыкнул Ян, посмотрев вслед этой паре.
– Я искренне на это надеюсь, – сказал следователь серьезно. – О, вот и наша дорогая Каролина!
Писательница, успевшая переодеться в купальной кабинке, заколоть мокрые волосы и кокетливо обмотать голову газовым шарфом, лучилась улыбкой. |