В пять часов вечера Фейт умылась из ведра, заперла дверь и уехала. Она чувствовала приятную усталость. Трясясь в фургоне по разбитой дороге, она составляла в уме список того, что еще нужно сделать: найти штукатура и трубочиста, и еще кого-нибудь, кто сможет починить крышу. Выяснить, какие лавки и магазины есть в окрестностях, где можно купить уголь и продукты. Придется нанять плотника, чтобы он сделал книжные полки, и подыскать подходящую мебель…

Фейт припарковала фургон у обочины и пошла по тропинке в Херонсмид. Надо бы еще спросить у Пэдди, хватит ли денег на ее счету, чтобы устроить нормальную ванную, и еще…

Отворяя калитку, она сразу поняла, что что-то случилось. У стены стоял чужой велосипед, входная дверь, которую Ральф никогда не оставлял открытой, была распахнута настежь. Фейт ускорила шаг.

Ей сказали, что Ральф умер, скончался от сердечного приступа на дороге у соляного болота.

— Теперь я осталась одна, — проговорила она. — Совсем одна.

Деревенский полисмен, который дожидался ее приезда, налил ей бренди и усадил у огня. Фейт пыталась унять дрожь, сжимая колени и упираясь пятками в пол.

На следующий день она разговаривала с викарием, с гробовщиком, с врачом. Она звонила по телефону и писала письма, и, казалось, без конца ездила на машине туда-сюда между деревней, Холтом и Нориджем, где надо было оформить регистрацию смерти. Как смешно, думала она, что требуются месяцы, чтобы устроить свадьбу, и всего лишь неделя на организацию похорон. И что надо организовывать поминки, выбирать гимны, заполнять кучу документов, в то время как в голове царит полная неразбериха и все, что тебе говорят, тут же забывается.

Она попыталась составить список тех, кто будет присутствовать на похоронах, но не могла ни вспомнить имен друзей Ральфа, ни сообразить, живы они или уже умерли. Телефон звонил непрерывно.

Положив трубку после разговора с одним из Квартирантов, который вибрирующим старческим голосом советовал, какие гимны выбрать для службы, Фейт принялась искать список дел. Она думала, что оставила листок на столе, но его там не было. Она попыталась вспомнить, что она делала до того, как зазвонил телефон: искала адресную книгу Ральфа, которой, скорее всего, не существовало, или же наливала себе чай? За эти дни она частенько наливала себе чай и потом забывала его выпить.

Фейт прошла на кухню, где стояли немытые чашки и валялось раскрошенное печенье, которым она угощала викария. Списка не было ни в корзине для грязного белья, ни в кладовке. Телефон зазвонил снова. Энни, продавщица из «Холли-Блю», испуганным голосом сообщила, что партия товара, которую они заказали, не поступила вовремя. Фейт распорядилась закрыть магазин и запереть дверь на замок. Ответом было лишь шокированное молчание. Она положила трубку и без сил упала на диван. В маленькой гостиной валялись газеты, картонные коробки, плащ, резиновые сапоги. «А ведь когда-то я была такой организованной!» — с отчаянием подумала Фейт. Она закрыла лицо руками, не в силах разобраться, плачет ли из-за беспорядка или из-за Ральфа. Она испытывала смятение, глядя на вещи, которые были частью его жизни. Продавленные кресла и старые буфеты, казалось, вытягивали из нее остатки жизненных сил.

В дверь постучали. Фейт, не в силах пошевелиться, осталась сидеть на диване, поджав под себя ноги и накинув на плечи старый свитер Ральфа. «Если я не открою, тот, кто пришел, постоит и уйдет», — решила она и закрыла глаза. Ей надо вздремнуть, а когда она проснется, то отыщет список или составит новый.

Стук прекратился. Засыпая, Фейт услышала шаги, шуршащие по засыпанной шлаком дорожке рядом с домом. «Ральф!» — бессознательно промелькнуло у нее в голове, и, окончательно проснувшись, она едва не разрыдалась снова.