– Ты же проспорил! – заявил одноглазый. – Ты сказал, что я не смогу одним глотком…

Одноглазый притянул к себе Битого за шею и громко прошептал ему на ухо:

– Я выпил, а он сбежал… Ты только подумай? Давши слово – терпи, а не давши… Жулик он, вот кто!

– Я жулик? – обиделся бугай. – Это я жулик?

Он протянул руку, схватил одноглазого за грудки и потянул к себе.

– Да я тебе за такие слова, знаешь что?

– Ну что? – спросил одноглазый, шею Битого, однако, не отпуская.

– Я тебе горло перекушу! – заорал бугай. – Одним укусом…

Он шагнул вперед, оскалившись, одноглазый закричал, что таких витязей он похоронил без числа, махнул правой рукой, снеся с печи глиняный горшок, который разлетелся вдребезги с оглушительным грохотом.

– Горло! – еще громче взревел бугай.

– Убью! – кричал одноглазый.

На кухню влетел Десятник, оттолкнув одной рукой одноглазого, не замахиваясь, врезал правой бугаю, как раз под вздох.

Бугай замолчал и полетел навзничь. Если б не Молчун, точно лететь бы здоровяку до самых задних дверей, а так он только обхватил хозяина постоялого двора за плечи.

– Нажрались! – процедил Молчун.

Он еще хотел сказать, чтобы помирились господа витязи, выпили мировую и помирились.

Хотел сказать, но не успел. Перед глазами что-то полыхнуло, а потом погасло.

Все.

– А чего ему станется? Вон, уже глаза открывает.

Хозяин постоялого двора действительно открыл глаза. Зрачки все еще плавали, не в силах остановиться. Хозяин захрипел, Дылда похлопал его по плечу и отошел.

От легкого хлопка Молчуна почему-то качнуло, он застонал. А придя в себя, почувствовал боль в суставах и запястьях. Его подвесили к потолку, подцепив связанные руки за крюк – раньше здесь висело тележное колесо, на котором иногда зажигались плошки. До пола Молчун не доставал совсем малость, может, ладонь или чуть поболе.

– Вы что, господа витязи? Или обидели мы вас чем? – спросил Молчун.

Десятник подвинул к нему лавку и сел.

– Но мы ничего, добрые люди… – простонал Сапог.

Молчун оглянулся на голос – Сапог, связанный, лежал в углу. Лицо было окровавлено, но то была только кровь из сломанного носа и разбитой губы.

Из кухонных дверей торчали ноги Битого.

– Значит, так, – сказал Десятник. – Тебя кличут Молчуном. Верно?

– Так.

– А меня – Рыком. Может, слышал?

Молчун вздрогнул, оглянулся, выискивая взглядом одноглазого.

– Меня ищешь? – Кривой вышел из-за спины Молчуна, поигрывая своим громадным кинжалом. – Теперь узнал?

Молчун кивнул, он слышал о Кривом, о том, как тот в одиночку отбился от десятка наемных, пятерых уложив насмерть, а двоих оставив калеками. И о том, как Кривой сделал их калеками, Молчун тоже слышал.

– Ты Кривой, – сказал Молчун. – А этот, бык, получается, что Дылда.

– Знает, – обрадовался Дылда. – А вот это у нас – з-з-з…

– З-заика, – представился Заика, зло глянув на Дылду.

– О Хорьке ты еще не слышал.

Молчун покачал головой, глянув на мальчишку, сидевшего на лавке у дальней стены.

– Вас было трое, – Рык говорил спокойно и вроде даже сам с собой. – Осталось двое.

Молчун снова оглянулся на кухонную дверь – ноги Битого не шевелились.

– Очень жаль, – сказал Рык.