Желание выкурить сигарету сделалось труднопреодолимым, и, сосредоточившись на причине этой внезапно пробудившейся тяги к никотину, Глеб очень быстро ее установил. В коридоре скверно пахло. В общем-то, в старых подземельях, половина которых в то или иное время использовалась в качестве канализации, всегда стоит неприятный запашок, но вонь, заполнявшая этот коридор, была иного сорта. Глеб хорошо знал этот запах, неизменно сопутствовавший смерти, и понял, что цель их путешествия близка. Это случилось раньше, чем рыжий Егоров произнес:

— Вон за тем поворотом.

Сказано это было так, что сразу становилось ясно: сам Егоров туда, за поворот, идти не намерен. Впрочем, его мнением никто не интересовался; сержант в испачканной униформе дернул наручник и, хлюпая ботинками, потащил слабо упирающегося диггера вперед — точь-в-точь как спешащий завершить утреннюю прогулку хозяин оттаскивает своего пуделя от столба, который тот вознамерился неторопливо, вдумчиво обнюхать.

Освещая коридор фонарями, остальные двинулись следом. Глеб подумал, что в этих местах уже очень давно люди не ходили такими толпами. Он заметил, что некоторые члены группы — в основном те, что помоложе, — морщат носы, а один из оперативников, похоже, из последних сил боролся с подступающей тошнотой. Запах разложения усиливался, и Глебу опять подумалось, какое же это нелепое создание — человек. И при жизни от подавляющего большинства так называемых сапиенсов не видно особого толку, и после смерти от них остается одна вонь…

Как и обещал рыжий Егоров, источник зловония обнаружился сразу же, как только они повернули за угол коридора. Поза, в которой лежал покойник, ясно указывала на то, что смерть его не была легкой. У самого поворота, метрах в десяти от тела, на полу поблескивала тусклой медью россыпь стреляных гильз — шесть штук. Пока менты очерчивали каждую мелом и фотографировали с различных ракурсов, Глеб на глаз прикинул, что стреляли по крайней мере из двух пистолетов. Даже издалека было видно, что гильзы различаются по размеру: три были, скорее всего, от старенькой «тэтэшки» и еще три — от куда более тяжелого и мощного оружия калибром никак не меньше одиннадцати миллиметров.

Совершая хладнокровное убийство, так не стреляют; даже люди, которыми владеет ярость, обычно подходят к своей жертве поближе, потому что пистолет — не винтовка и не автомат, скорострельность, точность и дальность боя у него невелики. А здесь палили с десяти метров, нажимая на спусковой крючок до тех пор, пока жертва не упала на земляной пол и не затихла, мучительно скорчившись и подтянув колени к разорванному пулями животу.

Глеб получил подтверждение своей догадки, разглядев в руке убитого пистолет — современный девятимиллиметровый «вальтер». Теперь все стало ясно: увидев, что противник вооружен, убийцы испугались и открыли огонь на опережение, возмещая недостаток меткости избыточной плотностью огня. Впрочем, вполне возможно, что убийца был один и стрелял с двух рук…

Один из оперативников, старательно сдерживая дыхание, присел над уже сфотографированным трупом и осторожно за ствол поднял слегка тронутый ржавчиной пистолет.

— Ба! — воскликнул он. — Да это ж пневматика!

Глеб поднял брови. Хорошенькое оружие против двух нарезных стволов! Из такого хорошо по воробьям стрелять. А в подземелье — по крысам…

— Ну, — обращаясь к Егорову, недовольно произнес подполковник Ромашов, — и где она лежала, эта твоя сережка?

— Да прямо у него в ладони, — ответил рыжий диггер, — в левой.

— Покажи, — потребовал Ромашов, решивший, по всей видимости, до конца соблюсти правила проведения следственного эксперимента.