Андрей Воронин. Слепой для президентаСлепой – 6
Слабые – выжидают, сильные – делают выбор. Но это, если знаешь наверняка, что тебя ждет впереди. А как сделать выбор, когда будущее покрыто мраком, прячется за поворотом? Как? Словно в сложном лабиринте, одинаковые пуганые лесные тропинки расстилаются перед нами, пересекаются, сходятся, расходятся. И нельзя предугадать, какая из них выведет к крутому обрыву, какая – к людям, которым можно доверять. И чаще всего приходится идти одному, вслепую, и некому сделать выбор, кроме тебя самого. А человек, попавший на вершину власти, уже не принадлежит себе. Советчики, охранники, друзья и враги. Чем выше – тем больше их становится. Тем труднее делать свой выбор. И со всех сторон – советы, советы. Пойди разберись, кто прав, кто виноват, кто желает добра тебе и государству, а кто лишь ищет своей выгоды. Чем больше охраны, тем вероятнее, что в нее затесались враги. И поневоле теряешь веру… во всех. Пока не поймешь, что самый опасный враг – это бывший друг. Потому что он знает больше, чем ты хотел бы, он догадывается, какой выбор ты сделаешь, какой тропинкой пойдешь, он может опередить тебя и затаиться, чтобы нанести предательский удар… Да, жизнь – это темный лес с запутанным лабиринтом тропинок, на которых тебя поджидают предательство или спасение.
Лес уже кое-где был тронут желтизной, и первые листья неспешно падали с ветвей на пожелтевшую траву. Трое мужчин сидели на берегу небольшой подмосковной речушки. Потрескивали ветки в костре, голубоватый дымок поднимался вверх и почти мгновенно растворялся. Казалось, что там, вверху, он превращается в полупрозрачные облака, летящие на запад. У костра сидели трое мужчин. Их лица были сосредоточены, головы втянуты в плечи, словно эти люди хотели остаться незамеченными. Разговор явно не клеился. Двое нервно курили. – Ты вообще думаешь, о чем говоришь? – пробурчал самый низкорослый из них, стряхивая пепел с сигареты прямо в костер. – Я-то думаю, – ответил высокий, грузный, широкоплечий, – а вот ты не хочешь думать. Просто не можешь поверить в то, что это реально. – Я могу поверить, только все это жутковато. Ты же знаешь, он страшно везучий. Да что я говорю, все мы знаем, что ему чертовски везет! Он умудрялся выкручиваться из таких ситуаций, где уже, казалось, конец. А ему все нипочем – не только оставался на плаву, но еще и продвигался наверх. – Да, он везучий, – наконец-то отозвался третий. – Но ему везло потому, что мы были рядом с ним. А теперь нас нет, мы сидим здесь все вместе, а он неизвестно где. Высокий и грузный расстегнул пуговицу на манжете своей ветровки и посмотрел на часы: – Почему это я не знаю где он сейчас? Как раз знаю: в этот момент он работает с документами. Развалился себе в кресле, оттопыривает нижнюю губу, морщит лоб, а потом ставит подпись. Или пишет какую-нибудь резолюцию. – Думаешь, он работает? Думаешь, силы есть? – спросил самый неразговорчивый и принялся палочкой ковыряться в углях. – Если я говорю, то наверняка знаю. – Мне кажется, его только перед телекамерами в кресло усаживают, а так он как бревно. – Нет, мужики, думаю, у нас ничего не получится. И не такие пытались его сковырнуть. Помнишь ГКЧП? – Так я же говорю: мы были рядом с ним и спасли его от того же ГКЧП. – Не мы спасли его, он сам выкрутился! Везение! – Как это не мы? – возмутился грузный, вставая и расправляя широкие плечи. Легкий порыв ветра налетел, подхватил дым и растрепал редкие волосы над большим выпуклым лбом стоящего у костра мужчины. |
