– Справишься?

– Мне придется задействовать для этого троих человек. Иначе не получиться.

– Почему?

– Потапчук в последнее время нигде не появляется без охраны. Одному не подобраться.

– Ты что, мудила, собрался бойню в центре Москвы устроить? Ты еще авиацию у меня запроси.

– Нет, мы все сделаем достаточно корректно. Без липшей стрельбы и наверняка.

– Шум по поводу ликвидации Потапчука должен подняться только в узких кругах. Понятно, Аркаша?

Сделай все чисто и аккуратно. Зрелищности мне не надо. В конце концов не криминального авторитета за просроченный долг убираем и не шоу проводим.

– Я обещаю, что никого из исполнителей не засвечу. Этого достаточно?

– Обнаглел ты в последнее время, Аркаша, условия еще ставишь. А сам, между прочим, в дерьме по самые ноздри сидишь, смотри, не захлебнись.

– Не для себя стараюсь.

– Брось, все мы для себя стараемся. Мог бы ты больше оторвать – оторвал бы, альтруист ты долбаный. Дам я тебе людей и материальное обеспечение. Но тут уж никаких проколов. Головой ответишь.

– Я знал, что вы поймете меня и поддержите.

– Не на партийном собрании, чтобы языком вертеть и задницу мне лизать.

Делай дело, получай бабки и радуйся, что еще жив. Все мы смертны.

– Когда можно начинать операцию?

– Хоть сейчас.

– Я бы хотел сначала провести рекогносцировку.

Хозяин дачи вызвал охранника и шепнул ему несколько слов на ухо, затем, казалось, потерял интерес и к Рудневу, и к охраннику.

– Пойдемте, Аркадий Борисович, – без особого уважения предложил охранник, – составите перечень того, что вам понадобится, и я это доставлю вам, прибуду вместе с людьми. Укажите только место встречи.

– До свидания, – пробормотал Руднев, наперед зная, что хозяин дома не ответит ему, лишь кивнет.

Так оно и случилось. Руднев вышел, а опальный генерал продолжал кивать, как заведенный, и смотрел на погасший экран телевизора.

«Нет, я увижу на этом, холодном сейчас, экране ненавистное мне лицо в черной рамке, и вся страна увидит, а потом…»

Полковник Руднев нервничал больше обычного. Одно дело организовывать покушение, другое – все совершать самому. Машина с охраной осталась возле дома, где жил полковник. И, оказавшись в одиночестве, Руднев чувствовал себя не более уютно, чем человек, вдруг заметивший, что стоит голым на людной улице. В каждой скользнувшей по тротуару тени ему мерещился тайный агент генерала Потапчука по кличке Слепой. Действительно, в этой нелепой кличке таилась угроза.

Небо уже темнело, его заволокли тучи, и настроение у Руднева было под стать осеннему небу. Но одна вещица придавала полковнику уверенности. Нет, не оружие, на этот счет Руднев не обольщался: каким бы проворным ты ни был, всегда найдется умелец, способный быстрее, чем ты, нажать на спуск пистолета. Этой вещицей была черная прямоугольная коробочка с эластичным отростком – рация.

Именно она позволяла Рудневу ощущать свое могущество, чувствовать, что его власть не ограничена только салоном машины с заблокированными дверцами, но и простирается по городу, утопающему в вечерних сумерках.

– «Енисей», «Енисей», – отчужденным голосом произносил полковник в микрофон, – вызываю «Палисандр».

И Руднев весь превращался в слух.

– «Палисандр», – после недолгого молчания, когда у полковника уже начинал неметь палец, прижимавший кнопку, отзывалась рация, – слушаю вас.

– «Енисей». Где вы, почему до сих пор не связались со мной сами?

– Мы движемся к вам.