Отступив от машины на шаг, он едва не наткнулся на ментов — обыкновенных сержантов патрульно-постовой службы, в обязанности которых как раз входит поддержание порядка в общественных местах. Морды у сержантов были знакомые, примелькавшиеся — охранник видел их частенько, особенно по вечерам, когда у человека в погонах появляется масса возможностей пощипать перебравших клиентов или ресторанных шлюх.

— Чего тут у вас? — спросил один, без особенного любопытства глядя на обмякшего на заднем сиденье собственной машины очкарика.

— Да вот, клиент перебрал, — чисто рефлекторно, не успев продумать даже самые очевидные последствия такого ответа, сказал охранник.

— А, — равнодушно произнес мент, и парочка спокойно двинулась по маршруту.

Охранник подавил вздох. Все было, как всегда. Они, черт бы их побрал, даже не поинтересовались, кто и куда намеревается везти потерявшего сознание человека, хотя наверняка заметили — не могли не заметить, — что щуплый клерк в дорогом заграничном костюме никак не может быть приятелем или хотя бы хорошим знакомым двух быков в кожаных куртках. Ну, что же, если ментам на это наплевать, то ему и подавно…

— Молодца, братан, — сказал ему мордоворот, из нагрудного кармана у которого до сих пор торчали очки в тонкой золотой оправе. — Правильно мыслишь! Валяй в том же духе, для здоровья это очень полезно. Держи за труды.

На этот раз охраннику даже не пришло в голову сказать свое коронное «аригато», хотя получил он не вшивую десятку, а две бумажки по сто долларов. Повернувшись к машине спиной, он побрел под моросящим дождичком на место, под навес. За спиной у него заработал стартер, фыркнул глушитель, и стало тихо.

В дверях уже стоял официант. Вид у него был встревоженный и озабоченный, и охранник про себя порадовался тому обстоятельству, что свидетелем происшествия стал мужик. Бабы, пока жизнь их хорошенько не помнет, пребывают в блаженной уверенности, что днем, да еще в центре большого города, да еще и на своем рабочем месте, могут перекричать кого угодно и прекратить любое безобразие, и ничего им за это не будет на том простом основании, что они — бабы, то есть женщины, которых, как известно, обижать нельзя. Мужчине, видите ли, дать в рыло и даже засунуть перышко под ребро можно — на то он и мужчина. А им, понимаете ли, нельзя… Тьфу!

— Ты что-нибудь понял? — спросил официант, глядя в ту сторону, где скрылась серебристая «десятка».

— А чего тут понимать? — извлекая из-под кимоно сигареты, деланно изумился охранник. — Нарезался, как свинья, средь бела дня…

— Он выпивку даже не заказывал, — сообщил официант. — Сидел, жевал, читал газетку. Тут входят эти двое, подошли, присели, переговорили о чем-то, потом встали, обступили, гляжу — уже волокут… Хорошо, хоть по счету расплатились… Только дело тут все равно нечисто, отвечаю.

Охранник со скучающим видом посмотрел в серое небо, с которого продолжал сеяться мелкий нудный дождичек, прикурил сигарету и вздохнул.

— Тебе на чай дали? — спросил он.

Вообще-то, задавать такие вопросы у них было не принято: считалось, что чаевые — это личное дело каждого. Однако вопрос был задан, и не просто так, из праздного любопытства. Официант это понял и потому ответил, как на духу:

— Десять баксов сунули, жлобы.

— На, возьми, — сказал охранник, отдавая ему одну из полученных от клиентов стодолларовых купюр.