Стежень помедлил минуту: постоял, подумал.

    Риск был огромный. Ум говорил – «нет», интуиция говорила – «не делай»… Но…

    Идет волна. Уже идет.

    Будь у него время, Глеб нашел бы, с кем посоветоваться. Слава Богу, они с Димкой – не единственные Сермалевы птенцы. Но времени не было. Да и насчет птенцов – смешно. Сейчас Стежень мог рассчитывать только на себя. И на Бога.

    Всунув руки в защитные, запрессованные в переднюю стенку рукавицы, Стежень развернул пакет, маленькой дисковой пилой отделил образец примерно в кубический сантиметр и вложил в мельницу. Подождал, пока шары изотрут образец в однородный порошок. Привычный звук мельницы успокаивал.

    Полученный порошок Глеб перенес в фарфоровый стаканчик, добавил тридцать миллилитров оливкового масла, тщательно размешал и накрыл стаканчик пластинкой. Затем аккуратно упаковал конечность и вернул ее обратно в морозильник.

    Взяв стеклянную палочку, которой размешивал взвесь, Стежень осторожно ее понюхал. Специфический запах сохранился, даже стал сильнее.

    Глеб почти минуту глядел на коричневый налет на палочке и никак не решался… Но выбора не было. Сначала он должен сам …

    – Помилуй, Господи… – пробормотал Глеб и поднес палочку к губам.

    Ничего не произошло.

    Взвесь оказалась горько-соленой, с резким привкусом.

    И только.

    Стежень облегченно вздохнул, выждал полминуты, чтобы совсем успокоиться, прихватил стаканчик и отправился в гостиную.

    Грошний смотрел телевизор.

    – Пойдем,– сказал Стежень.– Наверх, в кабинет.

    – В какой? – спросил Дмитрий, поднимаясь.

    Кабинетов у Стежня было два; один – для посетителей, престижный, второй – для дела.

    – В рабочий,– ответил Глеб, пропуская Грошнего вперед.

    Пока поднимались по лестнице, Стежень заметил: Дмитрия пошатывает. Но не от слабости. Что-то с координацией.

    Рабочий кабинет Стежня отличался от гостиной, как горный ботинок – от модельной туфли. Самое надежное место в доме.

    Глеб поставил стаканчик на письменный стол.

    – Садись.

    Дмитрий опустился в старое просторное кресло. Стежень – напротив, так, чтобы затылком чувствовать горящую под иконой лампадку, подумал: «Сказать или нет?»

    Решил: не стоит. Взял стаканчик и протянул Дмитрию:

    – Пей.

    – Что это? – насторожился Грошний. И у него было чутье, тоже ведь Сермалев выученик, хоть и подрастратился на ерунду.

    – Лекарство! – резко сказал ему Стежень.– Пей!

    Дмитрий заглянул в стаканчик, понюхал и скривился…

    «Узнает…» – подумал Глеб.

    Не узнал. Грошний вздохнул, и одним глотком проглотил содержимое.

    * * *

    Уродливый лешак выперся из ствола и обугленным пнем торчал посреди тропы. Колдун выронил стремя, застыл на месте.

    «Трус»,– брезгливо подумал витязь и движением колен послал жеребца вперед. Дробленый [2] листвой свет играл на узком клинке у конского уха.

    Без малейшего разбега, быстрей глаза, будто подброшенный пинком, урод прыгнул на всадника.