Брови Дианы Несторовны сдвигаются.
— А ещё мужик, — говорит она тихо. В её голосе слышится презрение.
Отец открывает дверь, и Диана Несторовна поднимается на ноги.
— Здрасьте, — бормочет отец. — А вы кто?
— Моя фамилия — Риберт, — звенят ледяные кристаллики. — Диана Несторовна. Вы, если не ошибаюсь, отец Насти? Давайте пройдём на кухню, мне нужно сказать вам пару слов.
Я приподнимаюсь на локте, и Диана Несторовна говорит спокойно и ласково:
— А ты лежи, солнышко. Не надо вставать. Доктор сказал — покой, вот и соблюдай его. Всё будет хорошо, не волнуйся.
Я не знаю, о чём она говорит с отцом: я ничего не слышу от сверлящей, сводящей с ума головной боли, которую, как мне кажется, тоже наслал на меня Якушев. Всё, что мне нужно — глоток дождливого шёпота, единственного правдивого голоса в этом мире лжи и иллюзий, но он молчит: в окно льётся нестерпимое солнце.
— Ну, как ты, золотко?
Надо мной склоняется Диана Несторовна. Ей не нужен мой ответ, чтобы понять, что всё плохо; на её ладони белеют две таблетки, которые я без раздумий глотаю, запив водой.
— И возьмите себя в руки, Пётр Иванович. Это, в конце концов, не по-мужски! Ну, уволили — что такого? Это ещё не конец света. Найдёте другую работу. Раскисать, заглядывать в бутылку — это удел слабых, а вы не производите впечатление слабого человека. И не вздумайте посылать Настю за пивом: у неё сотрясение мозга, она на ногах стоять не может. Вам бы не пить, а присматривать за ней! Я бы сама с ней осталась, но не могу — надо ехать на работу. Дайте слово, что бросите все эти глупости и не будете подводить Настю. Ей и так плохо сейчас.
— Всё… всё будет нормально, — клятвенно обещает отец.
— Ну, тогда закрывайте за мной дверь. Настенька, — Диана Несторовна гладит меня по голове, — я тебе ещё позвоню. И ты звони, если что-нибудь понадобится. Ну всё, отдыхай, лапушка.
Они с отцом идут в прихожую, но Диана Несторовна возвращается ко мне и что-то суёт мне под подушку.
— Всё, солнышко, я пошла.
Через минуту ко мне заходит отец. Он садится и долго молчит, думая о чём-то с тяжкой сосредоточенностью, глядя перед собой застывшим взглядом, и его молчание уже начинает нервировать меня.
— Серьёзная дама, — произносит он наконец. — Откуда она вообще взялась, а?
— Это сестра Альбины, — отвечаю я.
— А-а, — говорит он. И добавляет: — Настенька, я тебя больше ни о чём в жизни не попрошу… Вообще никогда. Купи мне полторашечку пива, последнюю. А?
Глава 17. Первая жертва
Отдавая отцу последние сто рублей на пиво, я не знала, что эта полторашка будет действительно последней. Я сказала, что не могу никуда идти, и это было правдой: у меня кружилась голова и всё расплывалось перед глазами. Я дала отцу деньги и отпустила в магазин.
Лучше бы я этого не делала. Когда дверь за ним захлопнулась, я сунула руку под подушку и вытащила свёрнутые пополам пять тысячных купюр и две по пятьсот рублей. Преодолевая головокружение, я дотянулась до телефона, чтобы позвонить Диане Несторовне и сказать, что ей не следовало это делать, но в этот момент телефон сам зазвонил. Это была Альбина.
— Настя… Настя, как ты? Диана сказала, что тебя сбила машина и у тебя сотрясение! Утёнок, как ты себя чувствуешь?
Я зажала себе рот рукой, чтобы не разреветься в трубку. Кое-как взяв себя в руки, я собрала все силы и сказала как можно более спокойно и холодно:
— Я в порядке, Аля. Пожалуйста, не звони мне больше, — и разъединилась. |