Они миновали стену и увидели берег. Был прилив, дети играли с досками на воде. Дальше находилось трамвайное депо, Богги-Хилл. Только когда показался жилой массив – Пятнадцатые улицы, он нарушил волшебную тишину:

– Хотите, съездим завтра вечером в Ньюкасл на спектакль?

– О!…

Снова стон, правда, иного свойства. В Ньюкасл на спектакль! Это уже была бы настоящая жизнь… Если бы только она могла ответить согласием! В кармане у нее была получка – 18 шиллингов и 6 пенсов. Хорошие деньги, на которые можно было бы нарядиться с ног до головы, но где там! Ей еженедельно приходилось отдавать в семью по 14 шиллингов. Еще 2 шиллинга уходило на одежду. Оставалось полкроны, и того не было бы, если бы гона ежедневно не экономила на проезде. Фунтов на пять смогла бы отлично приодеться. Так она и сделает! От решимости ее грудь заходила ходуном. Пять фунтов – и у нее будет новое пальто и туфли. Но о завтра не приходится и мечтать… Она поникла и пробормотала:

– Простите, завтра я не могу.

– Почему? На прошлой неделе вы говорили, что в эту субботу вас раньше отпустят… Сара! – Опять они стояли лицом к лицу. – У вас есть еще кто-то, Сара?

– Еще кто-то? – Наконец-то она обрела дар речи. Смеясь, она повторила: – Кто-то еще! – Склонив голову набок, даже позволила себе пошутить: – Где же он, по-вашему, прятался целые три недели?

Они засмеялись вместе. Он смеялся в своей манере – откидывая назад голову. Потом опять посмотрел на нее и спросил:

– В таком случае, почему вы не можете?

Пришел ее черед изучать его лицо. При внимательном рассмотрении оно оказалось славным – добрым и честным. В следующий миг до нее дошло главное: он совершенно не зазнается. Эта мысль ее согрела. Она почувствовала себя мудрой, едва ли не умнее его, сумев проникнуть в его характер. Теперь ей было понятно, почему он так запросто общается с работягами. Не удивляло ее больше и то, что он без смущения рассказывает, что его мать чистит всем обувь, а брат выполняет незавидную работенку. Ни капли чванства! Новое знание придало ей смелости. Она слегка распахнула полы своего пальто и призналась:

– Мне нечего одеть.

– Что?! – Он в искреннем изумлении приподнял брови, потом его длинное лицо стало озабоченным, кончик носа по-кроличьи сморщился. – Милая моя! Надо же, о чем вы тревожитесь! Я даже не замечал, что на вас одето. – Озабоченность сменилась веселой улыбкой. – И никто никогда не заметит, Сара. Вы носите свою одежду, как… В общем, как человек, которому вообще не нужна одежда, чтобы обратить на себя внимание. То есть вы понимаете, что я хочу сказать… – поспешно закончил он.

Она стояла, опустив глаза.

– Очень мило, что вы так говорите, но девушке нужна хорошая одежда. От хорошей, новой одежды сразу оживаешь…

– А я вам говорю, что никто никогда не заметит, что вы там… Да бросьте вы! – Он со смехом повлек ее за собой. – Вот приедете завтра в Ньюкасл – и сами увидите, что разные разодетые дамочки вам в подметки не годятся.

Она все еще не поднимала глаз, но ее большое тело сотрясалось от счастливого смеха. Потом она взяла себя в руки, подняла голову и тихо произнесла:

– Знаете, что я вам скажу?

– Не знаю.

– По-моему, лучше вас нет никого в целом свете.

– Сара!

Он чуть было снова не привлек ее к себе, и ей пришлось предупредить его:

– Перестаньте! Мы почти пришли. Люди же вокруг!

И густо покраснела. Она не собиралась говорить ему комплименты, это вышло непроизвольно. На данной стадии это было преждевременно, все равно что взять и броситься ему на шею.