Постояв с минуту на месте и убедившись, что ничего опасного не произошло – не завыла сигнализация, не появились разъяренные сторожа или наряд полиментов из вневедомственной охраны, да и сам подозрительный покойник так и продолжал лежать по команде: "Смирно! Всем умереть!" – Семен подошел к открытому гробу и остановился в нерешительности.

– Чего тянешь, – забеспокоился Мар. – Думать о смысле жизни после будешь, на досуге, под пиво и воблу. Хватай палку и ходу отсюда, ходу!

– Погоди ты суетиться, – огрызнулся Семен, не отрывая глаз от жезла‑кадуцея. – Тут такая, понимаешь, загогулина выходит…

– Где?! – всполошился медальон, – где выходит? Из носа? Изо рта лезет? Ничего не вижу! Ты уверен, что загогулина тебе не почудилась?

– Заткнись, – повысив голос приказал Семен: Мар немедленно заткнулся.

– Кадуцей, он абсолютно черный, – продолжил Семен. – На магическом плане. Такую черноту я видел только в Мире‑Полигоне, когда мы от столба инферно спасались. Черный точь‑в‑точь как тот столб! Мне даже прикасаться к жезлу не хочется…

– Да? – расстроился медальон. – А что же тогда делать?

– Вот, стою и думаю, – пояснил Семен. – Прикидываю варианты. Скажи, Мар, а есть ли у тебя заклина…

Позади, в мусорной свалке, зашуршало; Семен обернулся – по мусору кто‑то шел. Кто‑то, невидимый для обычного человека, не обладающего магическим зрением. Осторожно шел, крадучись: если бы не жесткая оберточная бумага, попавшая под ногу невидимке, Семен не скоро бы заметил, что в зале он не один.

– Конкурент приперся, – догадался Мар. – Ишь, крадется… Ну, Семен, дождались мы подмоги! Сейчас все и решится. Ты, главное, не мешай – пусть берет кадуцей, пусть! Ежели его зомб не убьет, и жезл ничего плохого с ним не сделает, тогда поступаешь так: бьешь его сначала в подбородок, потом в солнечное сплетение, а после коленом в пах – нервная и осмысленная деятельность на время блокируется, мы берем кадуцей и гордо уходим за тысячью золотых… Надеюсь, ты видишь конкурента?

– Вижу, – еле слышно ответил Семен.

По залу, в направлении к хрустальному гробу, двигалось бирюзовое облачко, окутывающее темный человеческий силуэт – нерезкий, расплывчатый. Но, невзирая на расплывчатость, было видно, что человек ростом с Семена, худощав и достаточно ловок: ящики и прочий хлам он огибал легко и грациозно, словно танцуя.

Семен отступил в сторону – незнакомец подошел к гробу и остановился. Судя по тому, что невидимка стоял, оглядываясь по сторонам и не предпринимал никаких действий, таинственный конкурент был в растерянности – наверное, его смутила поднятая на гробе крышка. Семен осторожно пододвинулся ближе: он вовсе не собирался дать человеку бестолково погибнуть, пусть и конкуренту, – а то, что жезл смертельно опасен, в этом Семен ни капли не сомневался, нельзя такую черную штуковину голыми руками брать, – и чуть не закашлялся от неожиданности: от незнакомца пахло духами. Хорошими женскими духами, чем‑то вроде знаменитой "Шанель", но несколько иначе. Хотя и не менее приятно.

– Он, гад, еще и бабским одеколоном мажется! – изумился медальон. – Тем более в ухо ему, в ухо! То есть в челюсть. Но когда жезл возьмет, не раньше. – Мар, посчитав инструктаж законченным, притих в ожидании.

Незнакомец склонился над гробом и протянул к жезлу руки.

– Стой, дурак! – Семен крепко схватил невидимку за плечо. – Не трогай, убьет! – Человек вздрогнул, отпрянул от гроба и… И упал. Семен еле успел подхватить обмякшее тело.

– Что там? – забеспокоился Мар. – Чего он? С испугу помер? Вот незадача… Ты, Семен, поспешил однако.