– Мар, у тебя, похоже, начинается паранойя, – Семен остановился у стрельчатого окна и, пользуясь им как зеркалом, превратил свой пляжный наряд в черное трико и мягкие туфли; за окном все также фосфорно сиял океан, но зеленой луны видно не было: наверное, ушла на другую сторону замка‑пансионата. – Сам себя пугаешь и меня заодно! Тут к работе подготовиться надо, настроиться, а не жуткими пророчествами заниматься… А ты на что? Вот и следи, чтобы всяких неприятностей с нами не случилось, ловушечно‑полиментовских!

– Паранойя? – медальон призадумался. – О, знаю такое слово! Правильное слово, умное. Это, Семен, у обывателей та паранойя болезнью считается, а в нашем деле без нее никак нельзя. Больше опасаешься – дольше живешь!

– Жаль, новости не узнали, – не слушая умных рассуждений медальона, сказал Семен. – Заморочил мне голову дед‑угловик! Когда вернемся, первым делом именно новостями займусь. Украду жезл и займусь… Мар, а где находится зал с кадуцеем? В каком Мире?

– Секундочку, – медальон тихо забубнил что‑то невнятное. Видимо, по имперскому списку истинных Миров адрес проверял.

– Вот, нашел, – Мар замялся. – Э‑э… странное название. Окраинный Мир, это где ж он находится? Никогда там не был. Захолустье небось какое‑то, на самом краю Вселенского Диска…

– Какая разница, – Семен отвернулся от окна. – Не пешком же! Запускай адрес, сейчас посмотрим, насколько он Окраинный, тот Мир.

– Угу, – ответил Мар и включил транспортное заклинание.

Глава 2

Сокровище Ловкача, Исключающее Милость и Пощаду

Просторный холодный зал, в котором очутился Семен, вовсе не был похож на музейное помещение, где хранятся разные древние ценности. И на антикварную лавку – со стеллажами и выставленным на них дорогостоящим антиквариатом – никак не походил. Зал, скорее, напоминал складское помещение после панической эвакуации: по мраморному полу были разбросаны обрывки упаковочной бумаги, какие‑то разбитые ящики, тряпки, грязные веревки‑бечевки, гнутые гвозди и прочий мусор. Создавалось впечатление, что здесь совсем недавно то ли что‑то спешно распаковывали, то ли не менее спешно запаковывали.

По стенам, тут и там, висели длинные полотнища, схожие с воинскими штандартами, разрисованные непонятными эмблемами и надписями – некоторые из полотнищ были безжалостно оборваны до половины. Словно их пытались второпях содрать со стен, а времени проделать это аккуратно не было; между полотнищами виднелась голая каменная кладка: Семен поднял голову – арочный потолок зала тоже был каменным.

На стенах, кроме драных штандартов, еще имелось множество металлических чаш‑светильников, в которых негромко шипело желтое газовое пламя: в зале было хоть и сумрачно, но разобрать, где что находится, Семен мог. Во всяком случае освещения хватало, чтобы не налететь в потемках на какой‑нибудь ящик или не пропороть ногу гвоздем.

Посреди зала, на черном возвышении, стоял хрустальный гроб. Нацеленный на необычную домовину луч единственного потолочного светильника был узконаправленным и ничего более не освещал; гроб сиял как витрина ночного супермаркета.

– Мар, – тихонько позвал Семен, – ты никакой засады не видишь?

– Вроде все в порядке, – неуверенно ответил медальон.