..
Атлет:
- О, ничего, ничего... Все в порядке, никаких пятен не будет.
В общем, я мог быть доволен. Я наслаждался его смущенным видом, но он довольно быстро оправился и заговорил более связно.
- Ради бога, не беспокойтесь за меня. Вот уже ничего и нет. О, простите, разрешите представиться. Барри Толман, помощник адвоката из
Западной Вирджинии.
Я, в свою очередь, представил ему Констанцию и предложил заказать новую порцию выпивки в качестве компенсации того, что было вылито на
него.
Что касается меня, то я ограничился одним стаканом молока, который должен был завершить мою вечернюю диету. Когда все заказанное появилось,
я с удовлетворением уселся и стал наблюдать за развитием дружеских отношений, которые начались по моей вине. При этом я старался сдерживаться от
ворчания. К тому времени, когда мой стакан наполовину опустел, Барри Толман сказал:
- Случайно я услышал - вы извините меня, пожалуйста, - я услышал, как вы упоминали Сан-Ремо. Я никогда не был там. Я бывал в Ницце и
Монте-Карло в 1937 году, и кто-то, я забыл кто, говорил мне, что я обязательно должен побывать в Сан-Ремо, потому что более прелестного места в
Ривьере мне не найти. Теперь я... теперь я наверняка уверен в этом.
- О, вы обязательно должны это увидеть - В ее голосе опять прозвучали грудные нотки. - Холмы, виноградники и море.
- Да, конечно. Я очень люблю пейзажи. А вы, мистер Гудвин? Любите ли вы пейзажи?
- Еще как, - сказал я и отхлебнул из стакана.
Констанция сказала:
- Я очень огорчена, что сейчас вечер. Можно было бы смотреть в окно и видеть Америку. Вот эти горы, я полагаю, и есть Скалистые горы.
К чести Толмана нужно сказать, что он не рассмеялся, и я понял, что теперь он всецело в плену фиолетовых глаз. Он просто сказал: нет.
Скалистые горы были отсюда на расстоянии тысячи пятисот миль, но что это действительно красивая местность - по которой мы проезжаем. Он сказал,
что три раза был в Европе, но ничто там, за исключением истории, конечно, не может сравниться с Соединенными Штатами. Он ничего и нигде не видел
прекраснее, чем его родные долины, особенно то место, где теперь построен знаменитый Канавин-курорт. Это его родина.
Констанция воскликнула:
- Но я ведь именно туда и еду! Канавинский курорт.
- О, как я рад! - Он отчаянно покраснел. - Я, конечно знал, что три пульмановских вагона едут в Канавин, но я никогда не думал... Возможно,
мы еще когда-нибудь встретимся... - Он совсем запутался в словах.
- Поскольку вы уверены, что там прекраснее, чем в Европе, я просто сгораю от нетерпения там побывать, хотя все-таки больше люблю Сан-Ремо и
море. Я полагаю, что в свои путешествия по Европе вы брали свою жену и детей?
- О, нет! - изумленно воскликнул он. - Неужели вы думаете, что я настолько стар, что имею жену и детей?
Мое молоко кончилось, и я поднялся.
- Надеюсь, вы оба извините меня, мне нужно пойти и убедиться, что мой босс не выпал из поезда. Я скоро вернусь, мисс Берин, я провожу вас к
вашему отцу.
В следующем вагоне я встретил Джерома Берина, пробирающегося по коридору. Он остановился, и я, конечно, сделал то же самое.
Он набросился на меня:
- Где моя дочь? Букчич бросил ее!
- С ней все в порядке, - прервал я его. |