Всего лишь месяц тому назад она не дала бы мне такого совета. Если бы я была хорошим игроком, то сказала бы Морису, чтобы он уходил. Мой последний шанс состоит в том, что Ноэли, в свою очередь, начнет нервничать, устраивать сцены, предстанет в дурном свете. Но у меня нет желания истязать себя, я стремлюсь выжить.
Смотрю на египетскую статуэтку: ее очень хорошо склеили. Мы вместе купили ее. Она была пронизана нежностью, голубизной неба. И вот она, нагая и скорбная. Я беру ее в руки и плачу. Я не могу больше носить колье, которое подарил Морис к моему сорокалетию. Все предметы, вся мебель, окружающие меня, словно протравлены кислотой. От них остались лишь горестные скелеты.
2 февраля. Раньше у меня был характер. Раньше я бы выставила Диану за дверь. А теперь я тряпка. Как я могла бывать у нее? Эта развлекало меня и ни к чему не обязывало.
— О, как вы похудели! Какой у вас усталый вид! Она пришла из любопытства, по злобе — я это сразу почувствовала. Не следовало принимать ее. Она принялась щебетать, я не слушала. Вдруг она пошла в наступление:
— Мне слишком больно видеть вас в таком состоянии. Пересильте себя. Старайтесь думать о другом. Хотя бы поезжайте куда-нибудь. Иначе у вас будет нервное расстройство.
— Я себя прекрасно чувствую.
— Ах, оставьте! Вы вконец извели себя. Поверьте, бывают моменты, когда надо уметь отступиться. На минуту она сделала вид, что колеблется:
— Никто не осмеливается сказать вам правду. А я считаю, что зачастую, щадя человека, лишь причиняют ему зло. Вы должны понять, что Морис любит Ноэли и что это очень серьезно.
— Это Ноэли вам сказала?
— И не только Ноэли. Знакомые, часто встречавшие их в Куршевеле. Глядя на них, можно было понять, что они твердо решили строить свою жизнь вместе.
Я попыталась принять непринужденный вид:
— Морис лжет Ноэли точно так же, как и мне, Диана посмотрела на меня с состраданием.
— Как бы там ни было, я вас предупредила. Ноэли не из той породы женщин, которые позволяют водить себя за нос. Если Морис не даст ей того, что она хочет, она бросит его. Морис, безусловно, это знает. Я бы удивилась, если бы в своих действиях он не принимал этого в расчет.
Почти сразу же она ушла. Представляю, как она говорит: «Бедняжка Моника. Ну и дурочка! Она еще строит иллюзии». Сволочь!
3 февраля. Я должна задавать вопросы. Это все равно, что бросать веревку утопающему. Он с готовностью хватается за нее. Я спросила:
— Правда ли то, что рассказывает Ноэли? Будто ты решил жить вместе с ней.
— Она, разумеется, этого не рассказывает, потому что это неправда. — Он помялся. — Но вот чего бы я хотел — с ней я об этом не говорил, это касается тебя — пожить некоторое время один. Между нами создалась напряженность. Она исчезла бы, если бы мы прекратили — о, только на какое-то время! — совместную жизнь.
— Ты хочешь уйти от меня?
— Да нет. Мы будем видеться точно так же.
— Не хочу!
Я закричала. Он обнял меня за плечи.
— Перестань, перестань, — говорил он ласково. — Это я так. Просто мелькнула мысль. Если она так тягостна тебе, я отказываюсь.
Ноэли хочет, чтобы он ушел от меня. Она настаивает. Устраивает сцены, я убеждена. Не лает ему покоя, но я не уступлю.
6 февраля. Сколько мужества бессмысленно расходуется на самые простые вещи, когда утрачен вкус к жизни! С вечера я готовлю чайник, чашку, кастрюльку, расставляю все по местам, чтобы наутро жизнь возобновилась при минимальной затрате усилий. |