Может быть, это произошло потому, что она пила сегодня непривычно крепкое шампанское? Но то, что он говорил, уже не удивляло ее. Женским чутьем она чувствовала, что жизнь ее на этом балу переломилась. Она не испытывала никакой радости. Только волнение. Очевидно, случается и так, в первую же встречу. Ну, что же! Значит, бывает и без влюбленности, без прогулок под кипарисом татарского кладбища, без поцелуев. Ее обнимала крепкая и сильная рука. Неужели в самом деле все уже решено? Не завтра, не потом, а сейчас, в диком американском темпе, как на пожаре? Нет, это невозможно…

– Надо танцевать, мы мешаем, – сказала она печально.

Откинувшись назад, она обвела глазами залу, танцующих, точно искала кого-то, кто бы захотел спасти ее, вырвать из этого смутного состояния, в котором она неожиданно очутилась. Где-то в толпе мелькнуло лицо того молодого человека, который разговаривал с седобородым стариком. Незнакомец смотрел в другую сторону, не видел ее немого призыва. Почему его лицо показалось таким милым? Почему ее наводнила сладостная теплота, когда их взгляды встретились?

– А вот и Александр Максимыч, – сказал Робертсон, – куда вы исчезли? Я вас искал, искал. Позвольте вам представить моего сотрудника.

Это был тот самый. Ольга Константиновна протянула руку. Она поняла, что уже теперь не будет сладостной теплоты. Увы, уже ничего нельзя было поделать. Любовь опоздала на несколько минут. Спасения уже не было. Это было видно по равнодушному взгляду молодого человека. Она ошиблась.

В это самое время на пустынном бульваре произошло столкновение страшного грузовика и той машины, в которой сидел Коркушенко. Несмотря на тишину ночного города, к месту катастрофы сбегались люди. Полицейский что-то записывал. Второй побежал к уличному телефону. Тут выяснили, кто был виноват. Рыжий шофер с грузовика кашлял кровью, Коркушенко лежал подле своей опрокинутой исковерканной машины. Для него уже не имел значения вопрос, кто был виноват. Буря человеческой жизни кончилась.

Когда на другой день Ольга Константиновна узнала о несчастье, она поняла, что эта нелепая смерть страшным образом напомнила ей о беззащитности ее собственной жизни. Она была единственным человеком, который плакал на панихиде. Она плакала, и ее платочек был влажным от слез. Робертсон стоял за ее плечом, серьезный, печальный, корректный. Может быть, эти слезы сблизили их больше, чем все его уговоры.

Счастье

Это случилось в Европе, в добротной Европе, с ее столетними навыками и порядками, с благополучием и уважением к труду. Амстердам славится производством брильянтов, не так, как воспетый поэтами Амстердам без подслеповатого философа Спинозы, без романтики, без упрямой средневековой борьбы за свободу человеческого мышления, но это вполне культурный и европейский город, благоустроенный, с королевскими полицейскими в белых перчатках.

Собственно говоря, ничего особенного не случилось. Произошло то обычное, что каждый день происходит с людьми. Они встретились случайно в кинематографе, в темноте душного зала, в котором в тот вечер показывали нашумевшую картину из жизни знаменитого музыканта. Фильм назывался «Симфония счастья».

Сидели рядом. Матильда – без всякой задней мысли, конечно, – уронила и рассыпала папиросы, и в тесноте кресельных ножек, где поблескивали в полумраке туфельки на ее стыдливо поджатых ногах, он помог собирать на коврике белые мягкие палочки сигарет. Одним словом, целый ряд случайных совпадений и обстоятельств. В антракте он угостил ее пивом, потому что над городом стояла летняя жара и хотелось пить. На другой день она позвонила в ту контору по продаже электрических лампочек, в которой работал упаковщиком Жолобов, и вечером они встретились на террасе нарядного кафе, ели мороженое и разговаривали о разных вещах.

Она была прелестна в тот вечер в своем синем тэйоре, в белых узких перчатках, с белой шелковой розой на груди, с изящной лакированной сумочкой под мышкой, высокая, полногрудая.