Князь великий, урядив полки и поводе[Испр. по Я, У. Е каза. Е, Я па поле Ока рѣка.] имъ Оку реку перевозитися и запо- вѣда комуждо полку: «Аще кто идет по Рязанской земли, никому же не коснѣтеся ни единому власу!». И взем благословение от архиепископа коломенского, самъ князь перевезеся Оку рѣку. И отпусти в поле трою сторожю, избранных вѣтязь, яко да купно видятся со сторожи татарскими: Семена Мелика, Игнатия Крѣня, Фому Тину, Петра Горецкаго,[Испр. по У. Е, Я Юрского.] Карпа Олексина, Петрушю Чирикова и иных много вѣдомцов.

Рече же к(ня)зь вел(икий) брату своему князю Володимеру: «Поспѣшим, брате, противу безбожных печенѣгъ, и утолим лица своя от безстудия их. Аще смерть приключится намъ, то не просто, ни без ума намъ си смерть», идый же путем своим, призывая сродников своих, святых мученикъ Бориса и Глѣба.

Слышав же то Олегъ Резанский, яко великий князь Московский совокупися со многими силами и грядет во стрѣтение безбожному царю Мамаю, наипаче же вооружився твердо[Испр. по Я. Е крѣпко. У твердою.] своею вѣрою, иже к Богу о всѣх за вся имѣя упование ко Вседержителю. Олегъ Резанский нача блюстися и с мѣста на мѣсто //л.300, об., преходити со единомыслными своими, глагола[Испр. по У. Е, Я по.]: «Аще бы послати мощно вѣстникъ многоразумному Олкгерду противу такового приключения, како имет мыслити, но застали нам путь. Но по преднему чая ихъ, яко не подобаетъ рускому князю против восточного стати царя. Не убо, что разумах? Откуду убо ему прииде помоч, яко противу трех нас вооружився?».

И рекоша ему бояре: «Намъ, княже, за осмъ дний повѣдели, мы же ся устыдѣли тебѣ повидѣти: какъ в отчизнѣ его есть калугеръ, Сергий именем, той велми прозорливъ. Той паче вооруживъ его и от своих калугеръ дав ему пособники тыи». Слышавъ то Олегъ от бояръ своих[Е, Я на поле Олегъ окаевает себе здрайца.]: «Почто ми не поведали преж сего? То бых шелъ, умолил нечестиваго царя, да ничто же зло сотворилося. Горе мнѣ, яко погубих си мудрость и ум, но и паче азъ единъ оскудѣх умом, но и паче мене разумѣлъ Олгерд Литовский князь и оного[Испр. по У. Е, Я оного и.] мене возыщет Богъ, онъ бо законъ Гугнивого Петра разумѣ. Но что поползохся аз? Того ради о мнѣ рече: „Аще бы рабъ вѣдалъ закон господина своего, абие много будет бить“. Нынѣ убо что сотворю и къ которому разумению моему дамся? Аще убо великому князю поработати — вѣсть бо отнюдь измѣну мою, — то не приимет мене. Аще приложуся к нечестивому Мамаю, то поистиннѣ, яко древний гонитель на Христову веру, яко новаго Святополка земля мя пожрет, не только княжения лишуся, но и живота гонзнуся. Аще ли Господь по них, никтоже на ных. Еще молитва о нем всегда прозорливаго онаго мниха. Аще ли ни едино мощи не сотворю, то во прокъ како могутъ от обоих прострѣти? Кому Господь поможет, тому и присягну».

Олгерд же прореченным своим уроком, совокупи литвы //л.301 много, варяг и жмойты, поиде на помощъ Мамаю. И прииде Олгерд ку Одуеву. И слышав, яко князь великий совокупив со собою многую свою Русь и словены, иде же кождо. И слыша, яко Олег[Испр. по У. Е, Я князь.] Резанский убояся, и пребысть ту оттолѣ неподвижим. И начат разумѣти суетныя своя помыслы, видѣ совокупление свое розно и нача рватися и сердитися и глагола: «Елико человеку не достает своея мудрости, всуе чуждую мудрость требуетъ. Николи же бо Литва Олегом Резанским учена бѣ! Нынѣ же изведе мя ума, а сам паче погибе. Нынѣ же убо пребудем зде, дондеже услышим Московского побѣду».

В то ж время, услышавъ Андрей князь Полоцкий и князь Дмитрий Бранский, Олгердовичи, яко велика належит печаль великому князю Московскому и всему православному християнству от безбожнаго Мамая.