-  Свят, свят, свят… - испуганно закрестились при виде жуткого чудища стрельцы.

    Молчаливый глиняный человек, забавно перебирая толстыми короткими ножками, устремился к ним.

    -  А-а-а!!! - некоторые из воинов, бросая оружие и забыв про стреноженных неподалеку коней, сразу бросились бежать. Кое-кто, торопливо запаливая фитили, стали укладывать пищали на бердыши.

    Загрохотали беспорядочные выстрелы - за холмом сидящий на потнике Александр Тирц скривился и зашипел от боли.

    Но причиняя боль отцу голема, пули и картечины не наносили никакого видимого вреда самому монстру. Свинцовые шарики со звучным чмоканьем входили в глину - и просто оставались в ней, а уродливый гигант лихорадочно шлепал кулаками по суетящимся вокруг маленьким существам, калеча и убивая недругов.

    Самые храбрые из стрельцов пытались рубить ноги глиняного человека бердышами, отхватывая крупные ломти мертвой плоти - но каждый удар бесчувственного гиганта истреблял их десятками, а потому вскоре выжили только те, в сознаниях которых укоренилась лишь одна-единственная мысль: бежать!

    -  Ко мне… - прошептал, тяжело дыша, Тирц. Боль, мучившая его последние несколько минут, наконец-то отпустила. Это значило, что схватка за холмом закончилась, и голема пора отправлять в другую сторону. Физик не кричал. Он прекрасно знал, что глиняный человек услышит его в любом случае.

    -  Что ты говоришь, Менги-нукер? - отодвинув шаманку, склонился к русскому Алги-мурза, охранявший его с двумя полусотнями воинов из своего рода.

    -  Ты, татарин, - схватил его за ворот халата русский, - гони стрельцов. Они бегут. Гони их и руби всех!

    Отпустил Алги-мурзу, Тирц улыбнулся, закрыл глаза и мысленно обратился к своему ребенку:

    -  А ты иди вдоль ручья и убей всех людей в красных одеждах, кого только увидишь.

    Спустя несколько минут, многотонная махина, с хрустом давя раскиданный возле русла лед, прошагала мимо потника, заставив шаманку пригнуть голову и затаить дыхание. Тирц откинулся на спину и закрыл глаза, приготовившись к новой волне боли.

    * * *

    -  Русские, сдавайтесь! - выкрикнул очередной лихой татарин, и помчался вдоль русского строя с разбойничьим посвистом. Кончики граненых стволов медленно повернулись вслед за ним, но никто опять не выстрелил.

    -  Русский, в плен иди! На сестер своих посмотришь! Обрюхатить дам! - вконец обнаглевший степняк на этот раз даже не пустил коня вскачь, думая, что находится на безопасном расстоянии - но он не знал, что тяжелая свинцовая пуля летит, может, и не так далеко, как стрела, но зато почти вдвое дальше картечи. И что многие из стрельцов закатали в стволы вместо жребия именно пули.

    Б-бах, ба-бах! Два выстрела громыхнули почти одновременно, и наглый татарин не просто рухнул на землю - он вылетел из седла и шмякнулся в снег почти в пяти шагах за крупом коня.

    -  Не слышу! - По русским рядам прокатился довольный смешок. - Ближе подъезжай! Не слышу, что говоришь!

    В воздухе опять запели стрелы. Но боевой припас степняки, видимо, бросили в разгромленном лагере, имея с собой от силы по колчану, а потому стрелы берегли. Вместо густого смертоносного ливня на русский строй падали лишь отдельные вестницы смерти. Опять зазвякали под ударами наконечников бердыши, опять послышалась ругань и болезненные выкрики - но длиннополые тегиляи уберегали людей от тяжелых ран. Сблизиться на расстояние прямого выстрела, когда целишься врагу точно в грудь, а не метаешь навесные стрелы на пределе дальности, степняки боялись.