-  Эй, татарин, сюда иди! Тут кто-то золотой потерял. Хватай, не то подберу.

    Неожиданно конница всей массой резко качнулась вперед, подалась в стороны, и вдоль ручья к стрельцам зашагал, перекачиваясь с боку на бок, словно детский бычок по наклонной дощечке, несуразный уродец. Короткие ноги, похожее на бочку туловище, длинные, едва не волочащиеся по земле руки. Вот только росту в этом уродце было никак не меньше пяти человеческих.

    -  Господи, спаси помилуй и сохрани грешного раба твоего… - начали креститься стрельцы, но тут послышался уверенный голос сотника:

    -  В грудь цельтесь нехристю, в грудь! Все вместе готовьтесь! Пали!

    Ряды русских воинов жахнули огнем - и странное чудовище, взмахнув своими нелепыми руками, опрокинулось на спину.

    -  Ур-ра-а-а!!! - радостно закричали воины, отбрасывая пищали и хватаясь за бердыши: - Бей татар! Москва-а-а!!!

    Они дружно, в едином порыве ринулись вперед, готовясь опрокинуть, разогнать рыхлую усталую конницу, но тут чудище, опершись руками о землю, село, а потом поднялось на ноги.

    * * *

    -  Мы разгромили их, Менги-нукер! - бей Девлет из рода Гиреевых от полноты чувств натянул поводья, поднимая жеребца на дыбы. - Мы перебили всех! Аллах свидетель - Алги-мурза со своими сотнями гнал стрельцов едва не до Сейма и порубил не меньше тысячи! Одних коней тысяч десять взяли!

    Распластавшийся на попоне Тирц глухо закашлялся, зажимая ворот на груди. Татарин осекся, потом вспомнил:

    -  У русских мы две палатки тряпичные нашли. Я велел одну для тебя поставить. Туда иди, отдыхай. Что еще пожелаешь? Все сделаю!

    -  Кровь он опять отдавал, - ответила за хозяина шаманка. - Еды ему нужно горячей. Мяса.

    -  Хочешь, я вырву для тебя сердце русского воеводы?!

    -  Обойдусь бараниной, - хрипло ответил Тирц, усаживаясь на попоне. - Нукеры твои целы?

    -  Меньше полусотни перед стрельцами полегло, - усмехнулся в усы бей. - Про такую победу самому султану отписать не стыдно.

    Про десять тысяч воинов чужих крымских родов, попавшихся в западню в зимнем лагере, Девлет-Гирей уже и не вспоминал. То была битва давнишняя, еще вчерашняя, а вот сейчас они перебили тысячи русских, потеряв всего полсотни нукеров.

    -  Мяса ему нужно, - перебила бея шаманка.

    -  Сейчас, распоряжусь. У русских в котомках наверняка что-то есть, - пнул Гирей пятками своего арабского жеребца. Он был слишком рад победе, чтобы заметить грубость рабыни. А может, предпочел сделать вид, что слишком рад. Все-таки, некие слова на ухо глиняному человеку шептала именно она.

    На следующее утро Тирц проснулся от холода. Нутряного пронизывающего холода, от которого не могли спасти ни тонкие белые стены палатки, ни две попоны и медвежья шкура, брошенные на снег, ни такая же шкура, лежащая сверху, ни шаманка, вытянувшаяся рядом с ним. Рабыня поступала так почти всегда, когда ему приходилось отдавать свою кровь - грела своим телом. Рабская преданность…

    На самом деле, конечно, ей просто некуда было бежать. Она не могла вернуться в свой род, где ее сразу найдут. Да запуганный тамошний мурза сам первый притащит назад взятую десять лет назад грязную колдунью!

    Куда еще могла податься шаманка? Шляться бездомной, вечно голодной побирушкой? Сколько месяцев она так протянет? Скорее всего, только до осени - до первых холодов.