«Интересно, - подумал Середин, - это что же, дорога, по которой я из деревни двинул, в топь упирается?»

    Получалось, что так. Впрочем, деревенские от такой жизни наверняка не унывали. Болота да вязи надежнее любого тына защищали их от всякого рода разбойников и бродяг, а самим в люди выехать - так летом на лодке можно, а зимой и вовсе по реке санным поездом.

    -  Эй, ведун! - появился из «сарая» хозяин ладьи. - Иди сюда, перемолвиться с тобой желаю.

    -  Ну вот, - вздохнул Олег. - Не успел наняться, уже «на ковер» вызывают.

    Он даже не ожидал, насколько окажется прав. Широкое хозяйское помещение примерно четыре на четыре метра ковры устилали в самом прямом смысле этого слова. Пушистые бухарские, с ворсом в ладонь толщиной, лежали внизу, войлочные турецкие висели на всех стенах… Или Турции в этом мире не существует? Ладьи, помнится, были в употреблении давно… Очень давно… На них ушкуйники Золотую орду грабили, в Норвегию ходили, по Оби в дикие земли. В общем, не меньше тысячи лет в употреблении находились, по такому изделию точно датировки не добиться.

    -  Садись, Олэг, - указал купец на место перед расстеленной на полу скатертью, - угощайся, гостем будь. Дай, я тебе вина налью древлянского. Белорыбицы отведай итильской, мясца соленого.

    -  Спасибо, не откажусь…

    Придержав ножны, чтобы сабля не попала под ноги, ведун опустился, взял небольшой ломтик рыбы, положил в рот… Слабосоленая рыбка оказалась настолько нежной, словно на язык попал только запах - пахнуло дымком, ощутился легкий привкус жирка, ан рыбки-то уже и нет, растворилась, будто леденец. А вот вино было полной противоположностью: густое, как свежий мусс, оно пахло пряностями, вязало рот, точно черноплодка, и имело яркий вкус терпкого вишневого сока. Олег с огромным наслаждением выпил всю налитую кружку и собственноручно наполнил ее снова, туг же сделав еще несколько глотков.

    -  Ты ничего не чувствуешь на моей ладье, ведун?

    -  Я? - Середин пожал плечами. - Да вроде ничего.

    -  Совсем?

    На этот раз Олег чуть помедлил с ответом… Нет, крест холодный, предчувствия никакого нет…

    -  Нет, ничего не чувствую.

    -  Видать, плохой ты ведун, Олэг, - вздохнул купец. - Проклята оказалась эта ладья. Вещий Аскорун, волхв ильменский, предрек кораблю сему игрушкой чар колдовских, чернобожских стать. Кружиться путями неведомыми, царствами живыми и мертвыми. А мне предсказал встречу с пучиной и обитателями ее вод, холодными и горячими.

    Любовод нервно схватил кружку вина и осушил ее одним глотком. Потом расстегнул кафтан, грубо отшвырнул его в угол, оставшись в ярко-синей шелковой косоворотке с алым воротником. Похоже, зажатый глубоко в душе страх пытался вырваться наружу.

    -  Мы и к знахарке ходили, что при краде Перунской прижилась, и волхва просили беду отвести, колдунам серебром кланялись - никто беды отвести не берется. Пытался я знакомца одного опытного с собой зазвать - отказался. Да что знакомец, команда, как прослышала, разбежалась вся! Токмо кормчий отцовский, Борислав, и не спужался. Корабельщиков пришлось двойным серебром сманивать, да и то только трое согласились. Судовую рать и вовсе из варягов набрал. Голытьба нищая, ленивая. Про вино токмо помнят, да невольниц вконец замучили, не продать дома будет.