— Вспомнив, что не предупредил о своем появлении, добавил: — И подожди, пока я не войду. Ведь моей дамы может не быть дома.
Такое случилось с ним впервые: он не появлялся здесь и даже не пытался дать о себе знать почти целый месяц. Но со свойственной ему самоуверенностью считал, что любовница с нетерпением ждет его появления. Ведь он оплачивает дом, все расходы, делает ей подарки. Так что жаловаться ей не на что.
Он громко постучал в дверь. Через некоторое время на пороге появилась служанка, которую тоже нанял он.
— Мадемуазель дома? — спросил маркиз.
— Да, милорд, но она не говорила мне, что ждет вашу светлость.
— Она сама не знала, — ответил маркиз.
Он отдал шляпу служанке, и та, принимая ее, сказала:
— Мадемуазель принимала ванну, милорд, но сейчас она в гостиной.
Маркиз не торопясь поднялся по лестнице и распахнул двери гостиной. Рене возлежала на кушетке. Темные волосы, густые и тяжелые, были распущены; прозрачный пеньюар не скрывал достоинств ее фигуры. Возле нее лежала коробка с шоколадными конфетами.
Она подняла глаза от рукописи, которую читала, увидела маркиза и вскрикнула. Несомненно, это был крик радости и восхищения.
— Милорд! Я уже думала, что вы совсем меня забыли!
Она попыталась подняться, но маркиз быстро пересек комнату и присел на край кушетки.
— Ты весьма соблазнительно выглядишь, — проговорил он и приспустил пеньюар с ее плеча. — Что ж, не будем терять времени.
— Я сердита на вас! Вы так долго не появлялись и теперь даже не пытаетесь попросить прощения.
— Но ведь ты меня непременно простишь? Потому что я принес тебе подарок.
— Подарок?
Ее глаза, только что полные укоризны, засверкали, и она протянула руки. Маркиз вынул из кармана браслет, который купил для Имоджин Харлоу, но потом передумал дарить. Это была довольно дорогая безделушка, и жалко было расставаться с нею просто так. Он вложил обтянутый кожей футляр в руки Рене. Она открыла его и удивленно и радостно воскликнула:
— Вы так… так добры, милорд! Хорошо, я прощаю вас, хоть вы и отнеслись ко мне жестоко и заставили грустить… — Маркиз вынул браслет из коробочки и застегнул его на запястье Рене. — Какое чудо! Он просто роскошен!
— А теперь ты должна отплатить мне за него. — Маркиз заключил девушку в объятия.
Возвращаясь назад в Осминтон-Хаус, правда, не через час, как собирался, а после того, как часы на башне пробили полночь, маркиз размышлял о том, что поступил правильно. И в дальнейшем он никогда не свяжется с замужними женщинами, чьи мужья всегда представляют собой угрозу. Да и сколько можно, говорил он сам себе, тайком проникать в дом, когда все слуги уснут, и крадучись уходить, чтобы не попасться на глаза никому из знакомых. Ему надоело, что любовные истории заканчиваются слезами, упреками и обвинениями.
Рене — совсем другое дело, рассуждал он. Она прекрасно справляется с отведенной ей ролью. Что из того, что эта женщина не слишком умна и образованна и речь ее бедна? В подобной роскоши нет никакой необходимости, он же никогда не задерживается у нее надолго.
Это сегодня — и то потому, что давно у нее не был, — он дал себя уговорить и остался поужинать с нею. Причем нисколько не пожалел об этом, потому что еда была отменно вкусной. Они пили превосходное вино, которое доставили в этот дом из его собственных винных погребов.
«Чего не отнять у французских женщин, — отметил про себя маркиз, — так это то, что они прекрасно разбираются как в еде, так и в любви».
Поужинали они поздно, и Рене вновь принялась благодарить маркиза за подарок. Его взгляд остановился на ее темных волосах, рассыпавшихся по обнаженным плечам. |