Виктор задумался, окидывая мысленным взором своих товарищей и взвешивая, насколько написанные Достоевским слова соответствовали нынешнему положению дел.

«Да, как часто и с каким азартом мы с парнями включаемся в разговоры о мировых проблемах, об основах нравственности, о душе. Можно подумать, что нет для нас ничего насущнее, чем переустройство мира в лучшую сторону, и будто у нас есть какие-то инструменты для воплощения наших идей в жизнь… Не все, конечно, такие, не все. Взять хотя бы Андрюху Сытина, вот он всё больше о девках думает, для него нет ничего важнее и первостепеннее. Он вообще не способен говорить ни о чём другом — только женщины, только их ноги, только их попы. И кажется, что ничего-то не интересует его больше в этом мире, ни на что он не способен… А между тем, он же ещё в начале первого года службы в армии человека спас…»

Виктор вспомнил, как перед автобусом, который вёз их в казарму, перевернулся на перекрёстке «москвич» и по его корпусу побежала дрожащая жёлтая струйка огня. Водитель, вероятно, потерял сознание и не мог выбраться из «москвича». Автобус с солдатами едва успел остановиться, а Сытин уже раздвинул его тугие дверцы и выпрыгнул на проезжую часть. Пока все вертели головами и соображали, что делать, Андрей пролез, как ящерица, в перевёрнутую машину и уже тащил из неё неподвижное тело автолюбителя. Кто-то кричал ему: «Брось! Взорвёшься!». Кто-то ринулся помогать. А вечером Сытин как ни в чём не бывало привычно «травил» анекдоты, даже не вспомнив о своём поступке. Он не любил рассуждать и, пожалуй, не умел этого, его никогда не одолевали мысли о вечном, не беспокоили философские вопросы. Он просто жил. И жизнь его была полноценной.

Смеляков посмотрел на раскрытую книгу.

«Как удивительно перекликается эта сцена с сегодняшними ночными событиями, — подумал он, — молодёжь жаждет глубины жизни, не желает довольствоваться только поверхностными проявлениями. И если не находится в нашем быту возможности вершить великие дела, то пусть будут хотя бы глубокие рассуждения, которые могут лечь в основу нашей жизни… Девочки те хотели, чтобы люди вокруг них рассуждали и думали глубоко, но не нашли, к сожалению, ничего лучшего, чем расклеивать умные мысли поверх эстрадных афиш. А что ещё могли сделать две эти романтически настроенные идеалистки? Ораторствовать перед своими ровесницами, которым дела нет ни до каких философствований? Ну нет у них достойного окружения, не нашлось толковых людей рядом, только комсомольские карьеристы… Ну вот такой поганый сложился вокруг них коллектив. Бывает же такое? И придавило девчонок отчаянье. Решили идти революционным путём, листовками пробуждать в народе глубокомыслие… Смешно и грустно.»

Чуть слышно скрипнула входная дверь. Смеляков оторвал тяжёлую голову от подушки.

— Кто там?

— Это я, — отозвался мягкий женский голос.

— Кто? — он сел на кровати и отложил книгу.

В комнату бесшумно вошла Аули. Виктор похолодел от ужаса.

— Вот это номер! — голос его как-то невероятно засипел и почти исчез.