Напиток представлялся незаменимой вещью в бою или на марше; правда, все арши знали, что его нужно непременно закусывать, лучше — мясом, и злоупотреблять им нельзя, как бы этого ни хотелось: не чувствуя боли и усталости, пока внутренний резерв не иссякнет до дна, боец мог запросто сжечь себя живьем, просто в один прекрасный момент упасть замертво. Однако все знали также, что этим правилом легко пренебрегают в особенно ответственные моменты, если понимают, что для победы нужны все силы без остатка.
Пырей, как и его подруга, был благодарен мертвому — за эти дополнительные силы, которые могут очень понадобиться.
У второго стража Клык с Красавчиком тоже нашли чуть початый запас настоя, но бальзама у него не обнаружилось.
— Знали, на что шли, — констатировал Клык. — На смерть. Им резерв силы нужен был, а не здоровье. Хорошие ребята.
— Что нам с того, что они хорошие, — буркнул Красавчик. — Барлог побери, нам-то лекарство нужнее… еще закапывать их… совсем превратились в каких-то плакальщиков по мертвым…
— Давай, давай, кусайся, — усмехнулся Клык. — Тебя самого бросят гнить у всех на виду, допрыгаешься!
Он бы еще пораспространялся о чести и благодарности, тема хорошо ложилась на душу, но еле слышный шорох насторожил уши Клыка и заставил ноздри нервно раздуться.
— Что? — не шепнул, а только двинул губами Красавчик.
В ответ Клык очень медленно положил флягу на грудь трупа и так же медленно обернулся, раскрыв вперед пустые ладони.
— Я тебя чую, — сказал он в густые кусты, торчащие между двух замшелых валунов. — Твоих бойцов тоже чую. Выходите.
Красавчик вздохнул и сел, положив руки на колени.
Из-за кустов выбрался совсем молодой арш, одетый в роскошную широкую куртку из гнедой лошадиной шкуры, накинутую поверх легкого панциря, в штаны из мягкой кожи и высокие башмаки. Его лицо, усталое, но удивительно свежее по сравнению с бойцами Клыка, еще выражало напряжение и нервозность, хотя арбалет он уже опустил. За франтиком показались еще двое, не старше Мелкого; их одежда и вооружение явно выдавали гражданских — в лучшем случае, охотников.
— А ты немало стоишь, ворюга, — сказал франтик. — Чуешь… с подветренной стороны?
— Я не ворюга, — возразил Клык, выпрямляясь. — Мы заплатим, раз есть живые. Мы слышали взрывы вчера вечером, но из-за перевала, потому в драку и опоздали.
— Вы двое? — спросил франтик. По-видимому, ему было неловко, а его свита косилась на Клыка с опаской.
— Нет. Нас восемь. А ты не стражник, — произнес Клык настолько бесстрастно и между прочим, что франтик не оскорбился.
— Не стражник, — сказал он, чуть пожав плечами. — Мы были смотрителями Линии Ветров.
Эта фраза, по мнению Клыка, стоила целого пространного монолога.
Линия Ветров, сложные пути, по которым проходят воздушные потоки, — для подземного города все равно, что кровеносные сосуды для человека. Сквозняки, циркуляция воздуха — вентиляция для пещерных кузниц и шахт, вытяжки для очагов, сложная система связи, когда вместо почтового голубя сведения несет запах… Обвал, сбивший Линию Ветров, — стихийное бедствие, творящее много бед, смотрители должны вычислить и расчистить завал как можно скорее. Постройка не на месте, перемешивающая или перекрывающая потоки воздуха, — преступная небрежность, караемая изгнанием из клана, если только хозяева постройки не уничтожат ее сами раньше, чем случится несчастье.
Эти ребята в мирное время занимались чрезвычайно ответственной и почетной работой. Ребята с головами. Ученики инженеров, не иначе. |