Снегов перевернул страницу. Я скосила глаза: что он читает? И с удивлением узнала корочку: Эрленд Лу, «Лучшая страна в мире». Кто бы мог подумать?

Прислонившись к диванной спинке, я сидела, перебирая неясные блеклые мысли, больше похожие на расплывающиеся образы. Медленно, как в калейдоскопе, сменялись картины детства, учебы, замужества… Отъезд родителей. Все это виделось отстраненно, как не свое…

В глубине души я понимала маму. В такие дни лучше не быть одной. Даже если чье-то присутствие раздражает, это все-таки лучше, чем неприкаянным волком ходить из угла в угол. Однако прислушавшись к себе, я обнаружила, что присутствие Снегова вовсе не раздражает меня — скорее напротив.

Было только грустно, что в самый тяжелый час рядом со мной оказался человек почти чужой. Вот когда довелось понять, что такое одиночество.

Впрочем, Снегову я была благодарна. Более того, втайне боялась, что сейчас он закроет книгу, скажет: «Людмила Прокофьевна, вижу, вам уже лучше», — встанет и уйдет, оставив меня наедине с тишиной. Прикрыв глаза, вслушивалась я в успокаивающее шуршание страниц.

Я тоже боюсь оставаться одна в темноте.

Трезвон будильника прорывался в сон требовательно и тревожно. Что-то в нем было не так. Окончательно просыпаясь, я поняла, что это телефон. Вскочила, путаясь в пледе, бросилась к столу, схватила трубку. Звонила мама. От волнения я поначалу плохо понимала ее. Мама, видимо, успела слегка успокоиться, она извинилась, что напугала меня, и объяснила наконец, что произошло. Возвращаясь из аэропорта после очередной командировки, отец взял такси. Шел дождь, и машина попала в аварию. Со множеством повреждений отца доставили в больницу. По словам врачей, ему повезло — водитель вообще лежит в коме, — пояснила мама. В конце она добавила, что приезжать не нужно.

— Мам, ты уверена?

— Конечно. Я уже в норме, а ему ни ты, ни я не можем сейчас помочь. Врач сказал, что состояние стабильно тяжелое, а оно длится иногда до нескольких недель — и только потом станет понятно, сможет ли он выкарабкаться.

Заверив, что готова приехать в любой момент, как только в этом будет необходимость, я положила руки на стол и опустила на них голову. Остатки сна быстро рассеивались.

Надо же! Я и не заметила, как уснула, — а ведь была уверена, что не сомкну глаз. Снегов, вероятно, ушел, пока я спала — благо замок у меня английский. Сколько же сейчас времени? Подняв голову, посмотрела на часы — семнадцать седьмого — и увидела Снегова, все так же сидящего в кресле.

— Хорошие новости? — невозмутимо поинтересовался он, поднимая голову от книги.

Я вкратце обрисовала ситуацию. Не сказать, чтобы слишком хорошо, но по крайней мере появились ясность и надежда. В моей ситуации этого не так уж мало.

— Не переживайте так, будем надеяться, что ваш отец справится. Я уверен, он сильный человек.

Я кивнула, изумленно глядя на Снегова. Откуда он мог знать?

— В таком случае, убедившись, что вы поужинали и вполне успокоились, я с легким сердцем смогу пойти домой.

Съесть что-нибудь и правда не мешало. Роясь в холодильнике, я виновато подумала: он ведь наверняка голодный. Хорошо, что у меня всегда есть запасы — готовить совершенно не хотелось. Блинчики с грибами и луком (свежие — в воскресенье пекла) были извлечены из морозилки, разогреты и съедены со сметаной.

Теперь, пожалуй, я готова остаться одна.

Взяв с меня обещание вести себя хорошо и пораньше лечь спать, Снегов собрался уходить.

— Спасибо вам, Рюрик Вениаминович, — несколько неловко сказала я.

— Что вы не за что! — весело ответил он.