— Вы думаете, судья захочет выслушать женщину-христианку? — презрительно фыркнул Бондиле, начиная не на шутку сердиться. — Вы только себе навредите, если осмелитесь обратиться к нему.

 — Судья выслушает копта-христианина, — заявила Мадлен непреклонно. — Вы ведь не думаете, что я здесь одна? — Она сделала вид, что ярость в глазах Бондиле ее совсем не пугает, хотя была внутренне напряжена как струна.

 — Где этот тип? — рявкнул Бондиле, тяжело поднимаясь с пола. — Я с ним разберусь.

 — И поступите глупо, — сказала Мадлен, прилагая все силы, чтобы ее слова звучали непринужденно, ибо только что пережила несколько неприятных секунд. Упомянув брата Гюрзэна, она нешуточно рисковала, так как тот еще утром уехал в Каир и, хотя ему было велено действовать скрытно, Бондиле все же мог о том знать. Но он не знал, а теперь пусть копта ищут. Его отсутствие посчитают предусмотрительным шагом с ее стороны. — Мусульмане уважают людей, живущих праведной жизнью. Всех, независимо от их веры. Как иудеев, так и христиан. У брата Гюрзэна хорошая репутация. Судья непременно примет его. — Мадлен неприметно перевела дух и гордо вздернула подбородок, сделав рукой властный, исполненный достоинства жест. — Так что ведите себя прилично, дорогой мэтр, а если вздумаете что-либо против меня предпринять, предупреждаю: мною составлен подробный и правдивый отчет о всей работе, проделанной экспедицией, и находится он в надежных руках. Ваши плутни и происки вам с рук не сойдут. — Она заставила себя посмотреть прямо в глаза Бондиле, надеясь, что он не поймет, с каким трудом ей это дается. — Я ясно выразилась, профессор?

 — Вполне, — чопорно ответил тот. — Похоже, мы зашли в тупик.

 — Вам решать, — сказала Мадлен и заставила себя выйти из секретного помещения такой непринужденной походкой, словно его уже охраняли, а ей самой ничто не грозило. Только покинув пределы храма, она позволила себе прислониться к колонне, ибо ее охватила нервная дрожь.

 На следующее утро, проскакав галопом от своей виллы до места раскопок, Мадлен с удивлением обнаружила там Ямута Омата в окружении целой толпы европейцев. Египтянин бурно выражал свой восторг, осматривая участки храма, очищенные от песка, а заметив Мадлен, тут же устроил целое представление: закатил театрально глаза, потом склонился к ее руке и протянул ей пышную розу, уже чуть увядшую от жары.

 — Профессор Бондиле сообщил нам о вашем великолепном открытии. Он утверждает, что все предметы, прекрасного, кстати, качества, обнаружили лично вы и что все поздравления следует адресовать только вам, как истинно преданной своему делу исследовательнице. Какое великодушие! Какие галантность и либерализм! — Омат сиял, на него глядя заулыбались и все остальные, бормоча поздравительные слова.

 — Нетрудно понять, что случилось на деле, — не очень таясь, прошептал один англичанин, молодой краснолицый усач с руками, поросшими жесткой шерсткой. — У этих французов принято пропускать дам вперед.

 — Особенно если дама того стоит, — многозначительно ухмыльнулся его сосед.

 Тут появился Бондиле и с преувеличенной любезностью поцеловал Мадлен руку.

 — Поразительно, господа. Перед красотой этой удивительной и очень образованной женщины даже самые сокровенные тайны Египта раскрываются словно бы сами собой.