|
Мадлен оторвалась от шитья.
— Гюрзэн? — тихо спросила она.
Ответа не последовало, но в саду скрипнул гравий.
Закрепив иголку в шитье, Мадлен отложила подушку и потянулась к неприметной стенной нише, где у нее был спрятан кинжал.
Кто-то возился у двери, дергая ручку. Потом послышался робкий стук.
— Мадам! — произнес тонкий дрожащий голос.
Мадлен, взяв в руки кинжал, подошла к двери.
— Кто там? — спросила она, понимая, что поступает не очень разумно.
— Мадам де Монталье! Это Рида Омат, — донеслось в ответ. — Впустите меня, прошу вас.
— Рида? — Мадлен заколебалась. Как египтянка смогла ее разыскать? — Вы одна?
— Да, — всхлипнула девушка. — Я боюсь.
Глупо впускать ее. Кто поручится, что за ней не стоят прислужники господина Омата? Тот ведь приятельствует с Бондиле. Несмотря на эти резонные соображения, Мадлен откинула занавеску и отодвинула деревянный засов.
— Входите, — сказал она и предупредила: — Я вооружена.
Тяжелые петли скрипнули. Рида Омат проскользнула в комнату и тут же захлопнула дверь. Мадлен вернула засов на место, а Рида ударилась в слезы. Она стояла, привалившись к стене, и сотрясалась от бурных рыданий.
Мадлен, сунув кинжал за пояс, приобняла гостью за плечи, хотя и знала, что египтянке подобная фамильярность может быть неприятна.
— Ну, что такое? Что с вами стряслось?
— Я боюсь, — всхлипнула Рида и, вывернувшись из-под руки Мадлен, бросилась на одну из валявшихся на полу огромных подушек.
— Чего именно? — спросила Мадлен, вновь приближаясь к девушке. Ей очень хотелось узнать, как та ее нашла, но она понимала, что прежде гостье следует успокоиться. — Что же произошло?
Подтянув к себе ближайшую из подушек, Мадлен тоже села и обхватила руками колени. Рида все плакала, потом сквозь рыдания донеслось:
— Я беременна.
— Беременна? — повторила Мадлен, вспомнив какая кара грозит в этой стране девушкам, не сумевшим сберечь целомудрие. — Как это вышло?
— А как, по вашему, это выходит? — Рида внезапно обозлилась, но сникла. — Меня закидают камнями. И отец не станет меня защищать. Он меня проклянет. — Она продолжала лить слезы, но всхлипывала все реже.
— И… кто же он? — Мадлен мысленно выбранила себя. Не следовало задавать этот вопрос. Если признание в беременности далось Риде с трудом, то назвать имя любовника для нее будет и вовсе невыносимо.
— Он француз, обещал жениться, говорил, что согласен на двоеженство. — Девушка промокнула глаза рукавом.
Мадлен замерла.
— Это Бондиле? — Она знала ответ еще до того, как Рида кивнула. Кто же еще мог пойти на подобную низость? — А он знает?
— Я думала, он будет рад. — Девушка словно окаменела. — А он только и сказал, что ничем не может помочь. Ничем. — Кровь отхлынула от ее щек. — Он никогда больше на меня не посмотрит. Сказал, что ничем не может помочь, и ушел.
От приступа бешеной ярости Мадлен захотелось кричать, но она удержалась.
— Когда вы с ним говорили? — ровно спросила она.
— Сегодня. За час до заката. — Девушка обхватила подушку, на которой лежала, и простонала: — Он никогда больше не будет со мной.
Мадлен едва заметно поморщилась, разглядывая свои руки. |
