|
Волк одобрительно хмыкнул, а Мокоша дернул струну, вторую, прислушался, вскрикнул: "Эхма, пойте, гусельки, пойте, комарики" и запричитал нараспев; - Послал князь Рюрик Глеба, князя туровского, Славка тысяцкого со женою, Гурыню со женою да еще иных бояр с женками к Юрьевичу великому Всеволоду вести дочь его Верхуславу за сына своего Ростислава... На Борисов день отдал великий князь Всеволод дочь свою Верхуславу, дал за нею князь злата и сребра множество, н сватов одарил большими дарами и отпустил с великою честию... Князь Рюрик сыграл сыну своему Ростиславу свадьбу богатую, какой не бывало ни в этих землях, ни в землях иных, пировали на ней с лишком двадцать князей. Снохе же своей дал много даров и город Брягин... Город Брягин с борами да дубравами...- Мокоша умолк, уставился на волка, спросил недоуменно: - Чего это я? Волк не успел ответить, Мокоша хлопнул ладошкой по гуселькам - и опять на коленке тыквица желтобокая. - Чего ты, Мокоша? - удивился волк.- Коль сказал "а",- говори "б". - Чего говорить? - Мокоша смотрел пронзительно, у мальчика сердчишко екнуло: вон она, беда! Волк укоризненно покачал головой: - Только начал да оборвал. Нет уж: взялся за гуж, не говори, что не дюж. Мокоша смягчился, блеснул синими капельками из-под мшаных бровей: Я-то не дюж? Да я, если хошь, хоть кого перепою! - Перепоишь или перепоешь? - уточнил волк. - Перепою,- сказал Мокоша, прихлебнул из тыквицы и умолк, глядя перед собой. Потом тихо, словно самому себе, забормотал: - Извели леса кругом Брягина, посожгли, пораспахивали, и на первый год золота зерна в десять раз против прежнего по сусекам, по амбарам, и по княжьим, и по смердовым. А на год второй только впятеро... А на третий год снег лежал до Яковлева дня, а на осень мороз побил хлеб, и зимою был глад, осмина ржи стоила полгривны, малая кадка по семи кун... В следующем годе також глад: люто было, осмина ржи гривна, и ели люди лист липовый, кору березовую, солому, мох, падали мертвые от глада, трупы валялись по улицам, на торгу, по путям и всюду... Наняли наемщиков возить мертвяков из города, от смрада нельзя было выйти из дому, печаль, беда на всех... Мальчик сжался, что-то липкое, холодное скользнуло под рубашонку, провело ледяной лапой по сердцу, стиснуло, не вздохнуть. "Пугает! пронеслось в голове,- сказки страшные сказывает, жуть напускает..." На ветку уселась серая птаха, маленькая, покосилась на мальчика бисерным глазком, защелкала. Мокоша наставил ухо, послушал, сказал: - На заходе приду. Так им и скажи - пусть не балуют. Птаха согласно щелкнула, упорхнула. - Вот такие дела,- Мокоша помолчал,- нету теперь города Брягина. Лес убили, себя сгубили... Жуть отпустила, но страх не уходил, высовывался изза плеча Мокошиного, смотрел большими глазами, пугал. Мальчик прижался к волчьему боку, страх поморгал, поморгал и то ли ушел, то ли спрятался. - Нарушение экологического баланса,- проговорил волк,- классический случай... Косой лучик пробился сквозь листву, рассыпался золотинками, затерялся в траве. Мокоша махнул рукою: "эх!" и, вдруг что-то вспомнив, сердито посмотрел на волка: - Слышь, серый, ты Змию-то своему, поганцу, скажипусть не балует. Кикимора жалилась - полболота ей высушил. - Не будет больше баловать,- пообещал волк. - Ты скажи, скажи, а то я его в лягвицу оберну, - погрозил Мокоша,- да отдам кикиморе е услужение - будет ей в болоте квакать... - Дедушка,- решился мальчик,- ты лес бережешь, а кикимора чего делает? - А ничего. Она для того есть, чтоб об ней байки складывать... - Персонаж фольклора,- заметил волк. Мокоша покосился на него, блеснул из-под бровей, спросил вдруг: - Ты, серый, нашей ли земли? - А что такое? - заинтересовался волк. - С виду вроде нашей, а то и дело не по-нашему молвишь. Вот у меня и сумление - не в пересмешку ли? - Видишь ли,- подумав, заметил волк,- что значит - нашей. |
