Взяв Фрэнки на руки, Рафаэль сел и перекинул ноги через край гамака.
Чуть приоткрыв глаза, Фрэнки потер кулачком нос и губы.
Затем заплакал.
Отец Рафаэля улыбнулся.
— Он голоден.
— Естественно, — кивнул Рафаэль.
Вместе они направились к дверце фургона.
Рита уже спускалась по ступенькам.
— Нельзя держать ребенка на солнце, Рафаэль.
— Я спал.
— Он не обгорел, — добавил отец Рафаэля. — Солнце еще не такое жаркое.
Рита унесла Фрэнки в домик на колесах.
— Не хочешь ли выпить перед тем, как мы пойдем? — спросил отец.
— Нет. А ты?
Пальцы отца поглаживали живот пониже пояса.
— И я не буду.
Когда они переходили ручей, направляясь к окружавшему свалку проволочному забору, Рафаэль посмотрел направо.
Там, где ручей поворачивал, а потому был глубже, двое мальчишек, Роки и Джаз, стояли в воде. Они купали маленькую девочку, Титу. Днем раньше их попросила об этом Мама. Вчера на то была причина. Сегодня они снова купали ее. Голенькая Тита не протестовала. Мальчики тоже молчали и нежно терли ей кожу и поливали водой.
Рафаэль подумал, не надо ли чего им сказать. Отец и не заметил детей. Рафаэль не нашел подходящих слов. А потому промолчал.
В заборе прорезали Т-образную дыру. Короткими кусками проволоки сверху и посередине прикрутили вырезанный кусок к забору, так что издали он казался целым и невредимым.
Рафаэль раскрутил боковую проволоку, вслед за отцом пролез в образовавшуюся щель, задвинул вырезанный кусок на место, вновь прикрутил его проволокой.
— Кто мы? — спросил Рафаэль отца, шагая по свалке.
— Что?
— Мы — индейцы?
— Кто-то спрашивал тебя об этом? Интересовался, индейцы ли мы?
— Иногда люди называют меня индейцем. Или мы испанцы?
— Мы — никто.
Рафаэлю показалось, что в голосе отца слышится злость.
— Я имею в виду, белые ли мы? — Это было важно, и Рафаэль хотел выяснить это сейчас. — Или в нас есть черная кровь? Почему люди называют меня «индеец»? Я ничего об этом не знаю.
— Все, — отрезал отец. — Хватит об этом.
Рафаэль смотрел на свою тень и на тень отца, скользившие по толстому слою пыли, которым была покрыта песчаная дорога, петляющая по свалке меж мусорных гор.
Наконец отец Рафаэля заговорил.
— Твой брат, Фрэнк, в один из июньских дней ушел в армию. А через несколько недель рядом с ним взорвался артиллерийский снаряд. Осколками его ранило. Произошло это не в бою, а при подготовке к войне, которая так и не началась. Наверное, виной всему — чья-то безалаберность, но теперь-то узнать невозможно. А может, никто даже не считал твоего брата, Фрэнка, за человека и не предупредил об опасности. Кусочки металла так глубоко проникли в его тело, что доктора не могли их вытащить. Шесть недель тело Фрэнка горело адским огнем, от кончиков пальцев до макушки. Так сказал его друг, который навещал Фрэнка в госпитале.
— Какие долгие мучения, — понимающе кивнул Рафаэль.
— Долгие, — согласился его отец. — Мы об этом не знали. И никогда не узнали бы, не найди нас друг Фрэнка. Луис обратился к властям, чтобы те подтвердили, правда ли все это. Прошло еще три недели, прежде чем к нам прибыл их посланец. Он сказал, что они не могли найти, где мы живем. Моргантаун, видите ли, не значится ни на одной карте. Он сказал, что медаль и страховка отданы женщине, которую Фрэнк встретил и на которой женился в одно из увольнений. Об этом мы тоже услышали впервые. |