Рафаэль переступил с ноги на ногу.

— Надо уехать отсюда.

— Автобус придет за нами поутру и отвезет в аэропорт, — хмыкнул Алессандро. — Мы полетим в столицу, где нас всех покормят. А потом специальным рейсом отправят в Париж, во Францию.

— Хотелось бы мне иметь мотоцикл, — рассмеялся Ездок.

— У нас дети, — напомнил отец Рафаэля. — Рок, Тита, Джаз, Сэмми…

— Мы не сможем добраться даже до Биг Драй Сити, — поддержал его Алессандро.

— Маленьким… — начал отец Рафаэля.

— Я серьезно, — перебил его Рафаэль.

— И мы не шутим, Рафаэль, — ответила Мария. — Если мы не сможем кормиться на свалке…

— А почему не сможем? — переспросил ее отец Рафаэля. — Эта земля принадлежала Моргану…

— Они боятся, как бы мы случайно не зашиблись на свалке, — напомнил Алессандро. — А потому и стреляют в нас.

— Я все-таки пришью этого парня, — пробормотал Ездок.

— Пора уходить, — Рафаэль поставил пустой бумажный стаканчик на одну из коробок.

Но не сдвинулся с места. И постепенно все повернулись к нему.

— Пора уходить, — повторил он и направился к двери.

— Сегодня я переговорила с твоим братом, Луисом, насчет того, чтобы он свозил нас на гонки, если сам поедет туда. Теперь, когда у тебя есть работа, мы сможем оплатить проезд.

Рафаэль ничего не ответил жене.

Когда он вернулся к фургону, Рита велела ему снять джинсы.

— Ты весь в крови Нинья. Завтра я постираю их и твою новую рубашку, чтобы в четверг ты поехал в город во всем чистом.

Пока Рафаэль переодевался, она сделала сандвичи с ливерной колбасой и положила в стаканы с водой из ручья по ложке растворимого чая.

Потом они сели на ступеньках, ведущих в их домик на колесах.

Надевать башмаки Рафаэль не стал.

— Завтра я попробую поджарить большую индейку.

— Хорошо, — кивнул Рафаэль.

— Рафаэль, — продолжала Рита, — как же здесь смогут жить люди, если нам закроют вход на свалку?

— Не смогут.

— Если они будут стрелять в нас…

— Об этом сегодня и говорили в магазине.

— Об этом говорят все.

— Потому отец Страттон и приезжал сегодня. Предупредить, что управляющему отдан приказ стрелять в нас.

— Он опоздал.

— Ты же его знаешь.

— Я никак не могу взять в толк, почему он пьет. У него «Бьюик», он живет в настоящем доме, одет, обут, толстый.

— Тебе известно, что священникам не дозволено жить с женщинами?

— Почему так?

— Наверное, чтобы они отличались от всех остальных.

— Глупость какая-то. Это же единственная радость в жизни.

— Зато им не надо заботиться о женщинах и детях. Им проще.

— Об этом-то я и думаю.

— О чем? — не понял Рафаэль.

— Теперь только дети и женщины смогут ходить на свалку.

— Почему?

— Мужчинам туда ходу нет.

— С чего ты так решила?

— Не будут же они стрелять в женщин и детей.

— Нинья они подстрелили. Он же совсем ребенок. Сколько ему, четырнадцать?

— Двенадцать, но он высокий.

— Как же вы сможете носить тяжести?

— Мы будем подтаскивать их к забору.