Он говорит, что без него она уже ничто — кончилась, полный тухляк…
У меня потемнело в глазах, и я захлебнулась глотком вина.
— Свинья он, паскуда, мразь подзаборная!
Предусмотрительно отставив от губ свой бокал с вином, Лялька энергично закивала головой, соглашаясь с моим мнением о Поренче.
— Целиком и полностью согласна с тобой! Ну, а она, получив такую клизму, уже не принималась в расчет: камеры, монтаж, распределение ролей — все обходилось без ее участия, всем распоряжался Поренч. Потом она, увидев содеянное, впала в бешенство и устроила Поренчу страшнейший облом, а он — ничего, не отцепился от нее, присосался как пиявка… Вот, пожалуйста, клинический пример кровососущих беспозвоночных! Она его гонит, а он жизнь ей отравляет, ведь живет…
— Жил! Это уже в прошедшем времени.
— Ну и слава богу, передай от меня сердечную благодарность этой Мартусе… Жил в том же доме, что и она, дверь в дверь, потому она и скрывалась у хахаля. А тут еще чертово издательство, где ее обвели вокруг пальца самым бессовестным образом и поставили перед дилеммой — одно из двух: или она расторгнет договор, и тогда судебный процесс, или ее следующая книга для них. Срок действия договора закончился в мае, так что она разделалась с издательством… Слушай, я не уверена, все ли верно передаю тебе так, как она мне рассказала, я могла чего‑то в ваших издательских делах не понять…
— Пока все верно, мне все понятно, а главное, я подозревала как раз нечто подобное. Ты говоришь — срок действия договора закончился, это просто счастье, теперь она может делать что захочет. Книг ее в продаже не осталось, они же их не переиздавали и даже допечаток не делали из боязни окончательно поссориться с автором: она бы не выдержала и сама обратилась в суд, но тогда такая бы вонь поднялась — до неба! Она права, пришлось бы швыряться дерьмом друг в дружку, а тут бы еще вскрылись телевизионные финансовые подтасовки… Знаешь, все это сложно, пришлось бы до утра тебе объяснять.
— Так не объясняй, я все равно не пойму. Только у нее получилось еще хуже, потому что какие‑то деньги ей все же дали, а она взяла, не зная, за что платят, и теперь у нее голова идет кругом…
— А, вот теперь я все поняла. А на телевидении такие сплетни распускали… Договора не подписала, а гонорар получила… Будь я на ее месте, тоже не побежала бы судиться…
— А почему? — не поняла Лялька.
— Дело спорное, а кроме того, в суде я бы выглядела последней идиоткой. Представляешь, как мне нужна такая реклама!
— Все‑таки реклама… Но погоди, она еще что‑то о нем сказала, теперь я понимаю — о Поренче. А до этого я совсем, можно сказать, утонула в этом словесном потоке, потому что она говорила хаотично и обо всем сразу, немудрено, что и у меня голова пошла кругом. Так вот, она говорила, что он с ее папочкой что‑то такое комбинирует, и вообще, о ее папочке я ничего не поняла, только потом, когда она этого Поренча послала ко всем чертям и не желала его видеть, тот на ее папочку переключился. Кажется, она же их и познакомила в свое время, «в приступе умственного затмения», как она выразилась.
— Да как же она могла!
— Это случилось в самом начале ее знакомства с Поренчем, она еще не разобралась в нем, если не ошибаюсь, просто на улице мать увидела ее с этим Поренчем и чуть ли не силой затащила дочь домой. Вместе с Поренчем. Так он и познакомился с ее папочкой. А тот был тот еще тип!
— Это я как раз знаю, мне их соседка много чего порассказала о ее папочке. На месте Эвы я бы сбежала даже в Австралию, дальше уже некуда Хотя… можно проверить на глобусе.
Мы еще не прикончили бутылки вина, но все равно побежали ко мне в кабинет, где стоял глобус. Чтобы не ошибиться и проверить, что же находится еще дальше Австралии. |