35. Роберт понюхал оружие, открыл его, высыпал на ладонь пули и передал пистолет, магазин и пули Дэтту. Дэтт взял их так, словно это было нечто вроде вируса, и неохотно опустил к себе в карман.
– Уведи его, Роберт, – приказал Дэтт. – Он здесь слишком шумит. Терпеть не могу, когда люди кричат.
Роберт кивнул и повернулся к Жану-Полю, сделав движение подбородком и издав щелчок вроде того, каким подбадривают лошадей. Жан-Поль тщательно застегнул свой пиджак и пошел к двери.
– Теперь пора подавать мясное блюдо, – сказал Дэтт женщине.
Та улыбнулась, скорее, из уважения, чем из-за того, что ей было смешно, и удалилась, пятясь. Дуло исчезло последним.
– Уведи его, Роберт, – повторил Дэтт.
– Может быть, вы считаете, что вам это сойдет с рук, – серьезно сказал Жан-Поль, – но вы узнаете…
Последних слов не было слышно, потому что Роберт тихонько протолкнул его в дверь и закрыл ее.
– Что вы собираетесь с ним делать? – спросила Мария.
– Ничего, моя дорогая. Но он становится все более и более надоедливым. Пора преподать ему урок. Мы должны его напугать, так будет лучше для всех.
– Ты собираешься убить его, – сказала Мария.
– Нет, моя дорогая. – Он стоял у камина и ободряюще улыбался.
– Нет, собираешься, я чувствую.
Дэтт, повернувшись к нам спиной, поиграл стоявшими на камине часами, нашел ключ и начал заводить часы. Раздалось громкое пощелкивание.
Мария обернулась ко мне.
– Они убьют его? – спросила она.
– Думаю, что да, – ответил я.
Она прошла через комнату к Дэтту и схватила его за Руку.
– Ты не должен его убивать, – взмолилась она. – Это слишком ужасно. Пожалуйста, не делай этого. Пожалуйста, отец, не делай этого, если любишь меня.
Дэтт отечески обнял ее, но ничего не сказал.
– Он замечательный, – умоляла Мария. – Он никогда не предаст тебя. Скажите ему, – попросила она меня, – он не должен убивать Жана-Поля.
– Вы не должны его убивать, – сказал я.
– Вам следует более убедительно мотивировать свою просьбу, – сказал мне Дэтт и потрепал Марию по плечу. Если наш друг может предложить нам, как гарантировать молчание Жана-Поля, то я соглашусь.
Он ждал, но я ничего не сказал.
– То-то же, – сказал Дэтт.
– Но я люблю его, – просила Мария.
– Это ничего не меняет, – ответил Дэтт. – Я ведь не полномочный представитель Господа Бога. У меня нет ни нимба, ни цитат для распространения. Он мешает – не мне, но тому, во что я верю: он мешает потому, что он глупый и злопамятный. Я уверен, Мария, что, окажись даже ты на его месте, это ничего бы не изменило.
Мария перестала умолять. Она вдруг обрела то ледяное спокойствие, которое бывает в женщинах перед тем, как они пускают в ход свои когти.
– Я люблю его, – сказала Мария тоном, как будто это означало, что его не следует наказывать ни за какие проступки, кроме неверности. Она взглянула на меня. – Это по вашей вине я здесь.
Дэтт вздохнул и вышел из комнаты.
– И это ваша вина, что он в опасности, – продолжала она.
– Хорошо, – сказал я, – обвиняйте меня, если хотите. «У меня душа такого цвета, что пятна на ней не видны».
– Вы не можете им помешать? – спросила она.
– Нет, – ответил я ей, – это не тот фильм. |