Возникло странное ощущение, будто мне только что оказали невиданную честь.

- Чего так долго возилась? – спросила Бруклин, когда я вышла на свет вечернего солнца.

Нью-Мексико всегда залит солнцем, даже в горах Манцано, где прячется наш городок.

- Вы тут парня не видели? – спросила я, оглядываясь по сторонам.

- Кэмерона, что ли? – уточнила Брук, и если неприязнь в голосе еще можно было не заметить, то по сморщенному носу все было ясно.

- Нет, другого. Темноволосый такой, высокий и очень, ну прямо очень мускулистый.

Глюк заглянул в кофейню сквозь витрину.

- Там никого больше нет. Может, ты его выдумала?

- У меня было видение, - еле слышно проговорила я, и две пары глаз широко распахнулись.

Теперь мы весь вечер будем обсуждать мое видение. Если в нем была хоть толика правды, скоро с тем парнем произойдет что-то очень нехорошее.

Взрыв сверхновой

Через три дня меня вовсю разрывало между меланхолией и восторгом. Знала бы, что день выдастся настолько отстойный, стопроцентно прикинулась бы больной и осталась дома. Сымитировала бы грипп, ветрянку или малярию. Но нет же, меня, как обычно, понесло в школу, словно сердце не разрывалось от боли, голова не кружилась, а ноги не весили по тонне из-за первых отголосков клинической депрессии, благодаря которой каждый вдох становился испытанием, а за каждый шаг приходилось бороться изо всех сил. Блин, мне просто позарез нужна машина.

Я шла по Мэйн-стрит мимо деревьев и маленьких магазинчиков, открытых скорее для туристов, чем для местных жителей. Наконец перед глазами появилась школа. Райли-Хай – последнее и самое крупное достижение городского отдела образования. Сияющее здание с новенькими каменными арками уместнее смотрелось бы на страницах какого-нибудь архитектурного журнала, чем в крошечном городишке в Нью-Мексико. Всю переднюю часть охватывают зеркальные окна. У входа красуются изогнутые в арку колонны. А венец всего этого великолепия – алый купол, из-за которого школа похожа на затерявшийся в горах замок. Вокруг главного здания расположились несколько дополнительных, включая спортзал, сельскохозяйственный и строительный магазины и столовую. Честно говоря, когда я только начала здесь учиться, школа меня не на шутку пугала. Но я быстро освоилась, особенно когда поняла, как сильно повзрослели за лето мальчики. В общем, учиться в старших классах по-настоящему здорово. 

Посреди моря спешащих на занятия учеников я заметила Бруклин и пошла к ней, прижимая к груди блокнот и резко меняя направление, потому что оказалась в группе борцов, которым приспичило поупражняться прямо в коридоре. Потом едва унесла ноги подобру-поздорову, когда полузащитник из футбольной команды решил прорваться сквозь стену из тел. Кто же знал, что в школе может быть так опасно?

Бруклин крутила кодовый замок своего шкафчика, но все-таки соизволила на меня взглянуть:

- Приветик.

- Привет, - отозвалась я, прислонилась к ярко-красным шкафчикам и поинтересовалась: - Помнишь, какой сегодня день?

Брук остановилась, так и не докрутив очередную цифру, и ее лицо слегка помрачнело.

- Помню, конечно. Как не помнить?

Я пожала плечами и опустила голову. Странно все это. Казалось бы, десятая годовщина исчезновения родителей должна быть мучительной, как если бы я сломала ногу или сильно порезалась бумагой. Но боль в груди ощущалась лишь легким эхом, отскакивающим от стен пустой пещеры. Утром я проснулась, а мамы с папой по-прежнему не было, как и все последние десять лет.

Поначалу их отсутствие казалось сном, но в конце концов отчаяние бабушки и дедушки убедило меня, что родители действительно пропали. Меня забрасывали вопросами. Что произошло? Что они там делали? Что я видела? Снова и снова я отвечала «Не знаю» и никак не могла понять, почему мне задают вопросы, ответов на которые у меня нет и быть не может.