– А вы принимаете участие в представлении, мисс Сволоч? Похоже, участвуют почти все друзья Изабель.

– Я не друг мисс Дрю, – резко ответила Сьюзан. – И зовут меня мисс Сволок, с «к» на конце.

А поскольку Перпетуя лишь посмотрела на нее недоуменно, Сьюзан добавила, что да, она знакома с Изабель Дрю, однако они не друзья.

– Вот как? – рассеянно проговорила Перпетуя. Какая разница? Ее вопрос – обыкновенная вежливость.

– Конечно, она устроила меня на эту работу, – признала Сьюзан, желая быть справедливой. – Я потеряла все, что имела в Малайе, и мне довольно трудно найти работу в Англии. Как и сохранить ее.

Малайя. Откуда приехал Джонни.

– Ах, вот как? – сказала Перпетуя, отбрасывая воспоминание, словно паутину, коснувшуюся ее мыслей.

– Предполагается, что я должна быть смотрительницей гардероба, – продолжала мисс Сволок. – Все, за чем я смотрю, – это двенадцать фальшивых доспехов и платье Изабель Дрю. А еще я должна стоять на страже у двери в задней комнате, чтобы во время представления никто не вошел.

– А почему никто не должен входить? – спросила Перпетуя – просто чтобы сказать что-нибудь.

– По той простой причине, что дверь находится прямо напротив арки и хорошо видна зрителям. Конечно, мы планируем повесить поперек арки занавеску из бус, но лучше на всякий случай присмотреть…

«Да какое мне дело?» – подумала Перпетуя. Она жалела, что завязала этот дурацкий разговор. Привычка быть вежливой вечно впутывала ее в подобные ситуации. Вот к чему приводит обучение в монастыре. Может, ты не научишься играть в хоккей или лакросс, но инстинкт говорить и вести себя правильно в тебя вдолбят. Другие умения умерли – для Перпетуи почти все умерло одной лунной ночью семь лет назад, – но эта привычка осталась с ней до сих пор. Она одарила мисс Сволок рассеянной, милой, ничего не значащей улыбкой и медленно побрела прочь, глядя невидящим взглядом на недостроенные домики, скелеты павильонов, о чем-то говорящих и жестикулирующих мужчин и девушек. Почему эта женщина такая злая? Я лишь любезно спросила, какое у нее здесь занятие… Однако карие глаза смотрели на нее с выражением, похожим на ненависть. Наверное, это из-за Джонни. Они все – давние друзья Джонни. Все смотрят на меня так, словно готовы убить… Словно они могут убить ее из-за того, что одной очень давней ночью глупая, польщенная вниманием, растерянная девочка позволила Изабель и Эрлу напоить себя и стала для Эрла «доступной»… С того времени в ее душе не осталось жизни, она продолжала равнодушно идти по пути, по которому ее вели, сначала пытаясь, а потом даже не пытаясь стереть из памяти выражение лица Джонни в тот краткий момент перед тем, как он развернулся и навсегда ушел в бесконечную ночь. Собственная судьба ей была безразлична; ничто больше не могло ее взволновать – ни сомнительная преданность Эрла, ни завидный энтузиазм Изабель, с которым та пыталась пробить ее безразличие, ни отвращение, симпатии, понимание или тупость их друзей… Джонни мертв и покоится с миром, думала она, а я мертва, но нет мне покоя. Только в этом и разница. Той ночью мы оба совершили самоубийство. Идя с опущенной головой по шумному проходу, Перпетуя сунула руки в карманы своего легкого плаща.

Последним, кого она хотела бы увидеть в таком настроении, был Джордж, нескладный сын Чарити Эксмут. Однако вот он, стоит перед ней. Шел за ней, догнал и застенчиво начал говорить. Худенький нескладный мальчик с длинными руками и ногами, которые казались еще длиннее, чем были, потому что он никогда не знал, куда их девать.