Она резко повернулась к сыну.
– Придержи язык! – прошипела она, словно готовая к броску змея. – Ты вполне мог бы подождать, пока он испустит последний вздох, а уже потом карабкаться на трон, который для тебя явно велик!
Принц открыл рот, намереваясь что‑то ответить, однако ему помешал приход еще одной небольшой группы придворных. Он уставился на них, в кои‑то веки потеряв дар речи.
Это пришел Ройанс, а следом за ним – Харуз с какой‑то незнакомкой, совсем юной. Ройанс ударил своим посохом в пол, требуя внимания.
– Пусть знают все, – провозгласил он голосом, наполнившим все помещение, – что пока наша милостивая королева носит четыре Великие Кольца, древняя власть, которую я поклялся поддерживать, действует! И все, что я делаю, делается ради нее.
С этими словами он поклонился королеве и посторонился.
Гулкий стук посоха в пол привел короля в чувство: он неожиданно сел на постели и устремил взгляд на молодую женщину, которую пропустил вперед Ройанс. Слезы выступили у него на глазах, а потом потекли по щекам. Задрожав, Борф простер вперед руки.
Иса потянулась к нему, поймала его пальцы и начала произносить призыв к Кольцам. Однако король ее не слушал. Вырвавшись, он снова потянулся вперед, словно в приветствии. Дрожащим голосом, но достаточно громко, чтобы его услышали все присутствующие, он обратился к девушке, которая стояла с Харузом и Ройансом:
– Дочь! – сказал он и повторил еще раз: – Дочь! Добро пожаловать, дочь моя!
– Никакой дочери нет! – яростно возразила Иса. Она подняла руки: – Клянусь в этом силой Колец! – Но, к ее ужасу, руки задрожали и опустились: Великие Кольца внезапно сделались слишком тяжелыми… Если то, что она подозревала – но не осмеливалась признать, – правда, тогда терять время было нельзя. То, чего не увидят придворные, можно будет отрицать.
– Ройанс, очистите помещение. Тому, что произойдет дальше, свидетелей быть не должно.
Она хотела заставить замолчать короля, который все еще пытался говорить сквозь предсмертные хрипы, клокотавшие у него в горле.
– Не мешай! – сказал вдруг Борф так решительно, как не говорил уже много дней. – Кровь взывает к крови. И здесь стоит моя плоть и кровь – моя дочь.
И он улыбнулся девушке с необычайной нежностью и любовью.
До Исы донесся легкий аромат ее духов. Она мгновенно узнала его. Король повернул голову и обратился к той, чье присутствие оставалось невидимым для всех остальным.
– Теперь я все понял, Алдита, возлюбленная моя. Моя дочь…
Он глубоко вздохнул, закрыл глаза – и упал на подушки так тяжело, как не может упасть живой человек.
Иса в ужасе уставилась на него, а потом повернулась, чтобы посмотреть на девушку, которую Борф признал своей дочерью. Толпа придворных отступила, оставив Ясенку одну в пятне света. Девушка сжимала перед собой руки, а на ее лице отражалось потрясение увиденным и услышанным. Она испытывала немалое отвращение к этому обрюзгшему существу, которое только что назвало ее своей дочерью. На ней был цвет Ясеня – синий, какого при дворе не видели уже шестнадцать лет. Неудивительно, что Иса не сразу поняла, кого она перед собой видит: это не была трясинная полукровка, то нелепое создание, которое она мысленно себе представляла! На шее девушки висело ожерелье со знаком Дома Ясеня – символом, который Иса уже не думала увидеть.
– Кто… – только и смогла выговорить королева.
– Я – Ясенка, – проговорила дрожащим голосом женщина – вернее, юная девушка.
И королева наконец узнала дочь Алдиты и Борфа, устремив взгляд в лицо, соединившее в себе черты ее злейшей соперницы с чертами ее мужа, мертвое тело которого лежало между ними. |