– ...и послушать пластинки... Когда я вернулся в комендатуру, мотор все продолжал работать... Я взглянул на часы... было половина двенадцатого. Мне это показалось странным...

Я допечатал слова «половина двенадцатого» и спросил:

– Отчего?

– Мне показалось странным, что шофер так долго не выключает мотор.

Отстукав: «Мне показалось странным, что шофер так долго не выключает мотор», я приказал Луеку продолжать.

– ...Я попробовал поднять железную штору. Она была закрыта изнутри. Я прошел через коридор комендатуры и открыл внутреннюю дверь, ведущую в гараж... Зецлер сидел, как‑то сникнув, за рулем машины... Я выключил мотор... затем вытащил тело из машины... и перенес его сюда...

Я поднял голову.

– Один?

Луек расправил широкие плечи.

– Один.

– Продолжайте.

– ...Я стал делать ему искусственное дыхание...

– Зачем?

– Было совершенно очевидно, что Зецлер отравился выхлопными газами...

Я отстукал эту фразу, встал из‑за стола и прошелся по комнате, глядя на Зецлера. Он лежал на спине, вытянувшись во весь рост, слегка раскинув ноги. Я поднял глаза.

– Что вы по этому поводу думаете, Луек?

– Как я уже сказал, это отравление, господин...

Я сухо оборвал его:

– Я вас не об этом спрашиваю.

Я посмотрел на него в упор. Голубые глаза его помутнели, и он сказал:

– Не могу знать, господин штурмбанфюрер.

– Но у вас все‑таки есть на этот счет какое‑то мнение?

Наступило молчание, затем Луек медленно произнес:

– Можно высказать два предположения: или самоубийство, или несчастный случай. – Он продолжал еще медленнее. – Лично я думаю...

Он запнулся, и я продолжил за него:

– ...что это несчастный случай.

Он поспешно подхватил:

– Да, да, я думаю, что это несчастный случай.

Я снова сел за стол и отстукал на машинке: «По‑моему, это несчастный случай».

– Подпишите, пожалуйста, ваш рапорт, – сказал я.

Луек обогнул письменный стол, я протянул ему ручку, и он, даже не давая себе труда прочесть, подписал бумагу. Я снял телефонную трубку:

– Говорит комендант. Пошлите сюда моего шофера.

Я повесил трубку, и Луек отдал мне ручку.

– Вы поедете на машине за Хагеманом и лагерным врачом. Хагеман сейчас у меня. Ни слова в машине о том, что произошло.

– Слушаюсь, господин штурмбанфюрер.

Он уже был у дверей, когда я окликнул его:

– Вы обыскали тело?

– Я не мог себе этого позволить, господин штурмбанфюрер.

Я сделал ему знак, и он вышел. Закрыв за ним дверь, я нагнулся и обыскал Зецлера. В левом кармане кителя лежал конверт на мое имя. Я вскрыл его. Письмо было отстукано на пишущей машинке и составлено по всей форме:

Коменданту КЛ Освенцим,

штурмбанфюреру СС Лангу

от оберштурмфюрера СС Зецлера.

КЛ Освенцим

Я кончаю с собой потому, что больше не в состоянии выносить этот ужасный запах горелого мяса.

Р. Зецлер,

оберштурмфюрер СС.

Я выбросил окурки из пепельницы в корзину для бумаг, положил в пепельницу письмо с конвертом и поднес зажженную спичку. Когда вся бумага превратилась в пепел, я поднял штору, открыл окно и развеял пепел по ветру.

Вернувшись к письменному столу, я сидел минуту, ни о чем не думая. Затем вспомнил о револьвере Зецлера, вынул его из своей кобуры и положил в ящик стола. Я внимательно осмотрел один за другим все ящики и наконец нашел то, что искал, – бутылку водки.