Как превратить сторожа в пособника, Нина придумать не успела. Сначала окликнули старуху, потом появился хозяин дома.

— Где наша Нина-ханум? Отдохнула — и хорошо! Идемте скорей, идемте.

Обескураженная девушка последовала за ним в дом. Опять гостиная, только совсем другая, не зловещая, как ночью, а радостная. И телефон, и Аскер, веселенький и ласковый.

— Идет, идет, профессор. Как вы могли подумать, что мы Ниночку в обиду дадим. Все в порядке, она и сама скажет. А как ваше бесценное здоровье?

У Нины округлились глаза — так почтительно Аскер мог беседовать только с профессором Качевым. Значит, Глеб все же забеспокоился. Только толку от этого чуть. Не может же она в присутствии Аскера и хозяина дома описывать ночные кошмары. «Думай, соображай», — понукала себя Нина. И машинально повторяла в трубку.

Да… Все в порядке… Есть, есть интересные находки. В библиотеке мазара удалось найти след этой рукописи. Челиби?.. Судя по всему, библиотекарь ее продал… — «Неужели Василий Леонтьевич не догадается спросить напрямую, с какого перепуга она бросилась ночью звонить Глебу?» — Да… Очень хорошо… Солнце, весна… Конечно, заботятся… Перемены… Кое-какие есть.

«Ну, спроси, спроси», — мысленно понукала учителя Нина, но тот уже начал перечислять имена своих коллег, друзей и учеников, которым непременно следует передать от него большой-пребольшой «салам» и пожелание всяческих благ.

— Хорошо, непременно передам… Да, и ему, обязательно. Вы звоните Василий Леонтьевич. Не забывайте меня, нас, — сказала Нина профессору Качеву, когда он начал прощаться. Слабая, но надежда, что грядущие звонки великого ученого из Петербурга заставят этих людей отказаться от крайностей. Нина, помедлив, аккуратно положила трубку и робко оглянулась. И Аскер, и Махмуд-ата, хозяин дома, пристально наблюдали за ней. В глазах у обоих — странный коктейль: тревога и угроза в равных пропорциях. И сверху коктейль припорошен сахарной пудрой показной ласковости.

— Ну как поговорили, Нина-ханум? — Аскер, переполненный почтением к профессору Качеву, вдруг перешел на «вы» — это после трех совместных лет в аспирантуре, после общих предэкзаменационных переживаний и вечеринок по случаю успешного преодоления очередного препятствия. Забыто все — только угроза, тревога и почтительность. Запад есть Запад, Восток есть Восток, — Нина вспомнила Киплинга и вдруг успокоилась. В ней проснулся этнограф, специалист. Все стало ясно, как Божий день. Теперь она знала что делать!

— А где Максим? — Легкое замешательство. Первым опомнился Махмуд-ата:

— Уехал, сразу, как позавтракали, уехал. Сказал, не знает, когда вернется.

Аскер лукаво подхватил:

— Можем поехать за ним, Нина-ханум. Догоним, если будет на то воля Аллаха.

— Пожалуй, не стоит. Я лучше в саду поработаю. Где мои бумаги? — решительно оборвала его Нина.

Хватит жить по чужому уставу. Вчера это ни к чему хорошему не привело. А Максим скорее всего где-то здесь, раз Аскер и Махмуд-ата пытаются уверить ее в обратном.

— Все на месте, Нина-ханум, где и было.

* * *

Ее комната преобразилась — ни следа не осталось от учиненного погрома, даже шторы новые повесили. И все ее бумаги чудесным образом вернулись. Нина не стала задавать лишних вопросов. Уселась на пороге, чтобы вновь не вздумали запирать двери, и сделала вид, что погрузилась в тексты. Аскер, проводивший ее до дверей, удалился. Но Нина не тешила себя иллюзиями — наверняка кто-нибудь да наблюдает за нежелательной беспокойной гостьей.