Изменить размер шрифта - +
Действительно, в зловещей тишине, заполненной раздумьями тех, неведомых, вопрос журналиста прозвучал оглушительно громко. Но репортер тут же показал, к чему приводит наступление на свободу слова. Младоузбек вскрикнул и отдернул руку. На желтоватой ладони проступил отпечаток зубов. Зубы у опоссума передовиц и комментариев оказались крепкие.

— Тише, совсем обезумел!

— Это ты обезумел. — Максим еще разок щелкнул зубами. Из профилактических соображений.

— Оба вы шумите. — Нина решила положить конец спору. Но замолчали мужчины не потому, что она их утихомиривала.

Послышался странный шорох — кто-то намеревался протиснуться в окно. Все трое замерли.

— Для этого надо быть ящерицей, — едва слышно прошептала Нина.

— Он-то пролез, — Максим, как обычно, возразил. И тут же принялся разбираться в ситуации. — Что вообще-то происходит?

— Ищут. — Хусейн опять взял прежний менторский тон.

Очевидно, сон изгладил из памяти Максима воспоминания о непреклонности Хусейна. Он опять начал задавать наводящие вопросы:

— Кого ищут?

— Может быть, нас.

— А кто?

— Не знаю. Я не спрашивал.

Опять грохот. Только на этот раз дверь ломали недолго.

— Интересно, а «джип» они нашли? — вмешалась Нина.

— Думаю, да. Я не закрыл ворота.

— Почему? Ты хочешь, чтобы нас нашли? — Максим повернулся к Нине: — Я тебя предупреждал, он играет в странную игру.

Девушка промолчала. Соглашаться с Максимом не хотелось, доводов против не было.

Минут через десять заурчал двигатель.

— Уезжают? Наконец-то.

— Не спеши. — Хусейн ушел во мрак.

Максим плюхнулся на спальник. Повозился, устроился поудобнее и затих.

Нина напряженно вглядывалась в темноту. Ни тени, ни звука. Время тянулось, как шея жирафа, пытающегося достать апельсин. Хусейн вернулся и по обыкновению ничего объяснять не стал. А Нина не стала расспрашивать из принципа. Молчание снова превратилось в дрему.

 

* * *

На этот раз первым проснулся Максим. Он поморгал, привыкая к темноте, и пополз к Нине. Аккуратно растолкал девушку и зашипел ей в ухо:

— Слушай, мы здесь вечно будем сидеть в норе, как тарбаганы?

— У тебя богатый запас слов. — Нина еще не проснулась окончательно.

— Опять этот твой Хусейн куда-то смылся.

— Он такой же мой, как и твой. Между прочим, он помог нам сбежать.

— Чтобы бросить гнить здесь до смерти.

Девушка укоризненно глянула на журналиста и протянула ему пластиковую бутылку с водой:

— Побойся Бога, он тебя напоил, накормил и…

— И спать уложил, — охотно подхватил Максим, — только я все больше и больше чувствую себя Ваней, которого Баба Яга уже усадила на лопату и вот-вот запихнет в печь.

— Сопротивляйся.

— Вот я и предлагаю… — Максим осекся. Из-за Нининой спины тенью выглянул Хусейн. Очень неприятная манера — передвигаться бесшумно. Он окинул взглядом инстинктивно прильнувших друг к другу молодых людей.

— Никакой самодеятельности. Я уже устал вас предупреждать.

Строгий такой, непреклонный. Он, конечно, избавитель, но надо же и меру знать.

— Хусейн, — Нина, памятуя об их предыдущем неудачном разговоре, тщательно выбирала слова, — вам, — черт, они вроде на «ты» были, — тебе, в общем, нам всем будет проще, если ты посвятишь нас в свои планы, хотя бы отчасти.

Быстрый переход