Сергей Валентинович откровенно радовался: он любил эти кинжалы, любил свои обширные познания, и ему нравилось, что они кому-то пригодились.

— А ножны обычно кожаные, из хорошо выделанных антилопьих шкур. Сейчас, правда, тоже стараются заменить чем-то подешевле, вроде клеенки.

Опять мимо. Нина вздохнула. Геолога и к этому не приспособишь. Хотя кинжалы безусловно специфические. Она машинально разматывала кинжально-портупейный шар. Кажется, портупеей называют ремень, на котором носят всякие кортики-кинжалы-палаши. Нина не слишком разбиралась в оружии, как и положено вполне беспомощной библиотечной барышне.

Теперь ножи, хранившиеся в персональном научном шкафу Сергея Валентиновича Перцева, были разложены по росту и ранжиру. Они были очень разные. Еще три — очевидные джанбии. Крючковатые и злые. Один — маленький, в серебряных ножнах — отдаленно напоминал вполне обыденный грузинский.

— Это друзский кинжал, или ханджар. — Ученый перехватил любопытствующий Нинин взгляд и немедленно пришел на помощь. Почему «или», востоковеду объяснять не надо. Каждый более или менее квалифицированный специалист по Востоку знает, что русское «кинжал» — это искажение арабского термина «ханджар», что, собственно, и означает кинжал.

— Функции приблизительно те же, что и у джанбии, только носят их ливанские друзы. А это вот — тоже почти полный аналог джанбии.

Ученый коснулся лежащего рядом с изящным друзским ножичком топорика. Очень напоминающего томагавк.

— В Омане и в других странах Залива их носят так же, как в Йемене джанбию. — Перцев сказал «в странах Залива», просто «залива», без уточнений. Опять же умолчание, понятное лишь специалисту.

Узкий рукав Индийского океана, отделяющий Аравийский полуостров от материковой Азии — Ирана и Пакистана, гордые иранцы и вместе с ними весь остальной мир называли Персидским. Это знает каждый школьник. Персия — древняя империя, близкая и знакомая еще грекам, по крайней мере куда более близкая, чем засыпанная песками Аравия. Никому и дела не было, что это название совсем не нравится тем, кто живет на противоположном берегу синего моря вместе со своими старухами и верблюдами. Потом нашли нефть, и аравийские племена и племена, заселившие берега и острова Залива, внезапно разбогатели. Невероятно, чудовищно разбогатели. Тогда-то Европа и начала изучать географию с другой точки зрения, особенно после энергетического кризиса семидесятых. Школьные карты не меняли, а вот в политических документах стали использовать элегантный эвфемизм, этакую многозначную фигуру умолчания. Из серии ни вашим ни нашим — просто Залив. И весь политически ангажированный мир теперь знает, что на карте мира есть заливы Финский, Ботнический, Мексиканский и Бискайский, а есть просто Залив, разделяющий иранцев, то бишь персов и арабов.

Нина разглядывала топорик — довольно увесистый, прочно прикрученный к длинному древку.

— Так что все эти на вид разные предметы — суть одно и то же. На языке этнографическом — часть национального быта, непременный атрибут национального костюма.

— Вроде лаптей?

— Можно и так сказать, — охотно согласился легкомысленный ученый. Все ученые делятся на легкомысленных, то есть умеющих воспарить над материалом, и глубокомысленных — эти вгрызаются в науку, как кроты, — копают глубоко.

— Только лапти давно превратились в сувенир, ну еще есть пара-другая в этнографических и краеведческих музеях.