— Тогда объясни, почему ты начала поиски именно в парке? Почему не в замке?

— Во-первых, замок много раз переходил из рук в руки. Во-вторых, не думаю, что, если бы нам удалось расчистить подвалы, мы нашли бы что-то интересное. У наших предков не было традиций оставлять трупы прямо в доме. Другое дело — захоронение неподалеку. Чтобы можно было навестить. Нет, не знаю!

— Тогда что ты думаешь о том, что приняли они смерть лютую? Что в то время можно было считать лютой, когда головы на плахе снимали и мужчинам и женщинам. Вешали тоже, не особо задумываясь. На кол посадили? Не думаю. Владелец огромного майората, магнат, не мог признать открыто, что молоденькая девушка предпочла не его, а бедняка, пусть и родовитого.

Значит, и убить он постарался бы тихо, без лишнего шума. В то же время попытался бы насладиться местью, сделал бы все, чтобы не умерли сразу, а страдали долго. А ведь ему, пожалуй, не хотелось ссориться с отцом Стефании. Они были равновелики.

— Да, вы правы, возможно, я потому и начала поиски в парке, только объяснить так точно не смогла. Там, в конце аллеи, что ведет к озеру, есть одно ответвление. Выходит оно на очень странную поляну. На ней растет только крапива и больше ничего. Если на других полянах пробиваются молодые деревца, кустарник, здесь одна крапива. Словно земля там ничего иного не родит. Завтра я возьму ребят, и мы попробуем убрать эти заросли. Посмотрим, что под ней. А что у вас с новой книгой?

— Все, почти закончил, остается только согласовать отдельные главы да отредактировать пролог. Думаю, через неделю, максимум через две повезу в издательство.

— А когда она выйдет?

— А вот это уже будет зависеть от планов издательства. Как ты смотришь насчет чая?

— С удовольствием! Я принесла варенье, меня Мария Казимировна угостила. Она вообще возится со мной как с малым дитем. Вкусностями разными угощает. Добрая она.

— Тогда накрывай, Наташенька, на стол, пойду чайник поставлю.

Как всегда, они засиделись допоздна. Болтали обо всем, пили ароматный чай с восхитительным малиновым вареньем. Уже за полночь Павел проводил Наташу домой, а затем вернулся к работе. Книга получалась, но что-то было не так, Павел мучительно вычитывал главы и не мог уловить того, что именно его настораживало. Так и не найдя искомое, Павел уснул только на рассвете.

Наташе снились сны, разные, обрывочные, будто это она пыталась бежать с любимым, но в неравной схватке их все же хватали, а затем, избитых, измученных, вели на судилище. Яростно кричал страшный черный человек, словно крылья хищной птицы взлетала его велеиса, злым огнем сверкала застежка-фибула на правом плече, когда он быстрым шагом проходил мимо них, привязанных к столбу. А затем их бросали в склеп, страшный, сводчатый.

Острые колючки чилима впивались в ноги и тело. Кровь сочилась алыми ручейками, стекала на усыпанный чилимом каменный пол склепа. Да, он прав, этот ужасный человек, они будут умирать долго, вода каплями стекает по выложенной камнем стене, у них много еды, ведь чилим внутри очень вкусный. Да только как добраться до сладкого ядра? Острые колючки не откусить. Изрезаны в кровь губы и десны, силы на исходе. Израненными руками не раскопать огромную гору чертового ореха, что завалила дверь, да и дверь не открыть. Замурована. Холодно. В абсолютной темноте, нет ни дня, ни ночи. Сколько они здесь? День? Неделю? Месяц? Каждое движение причиняет боль. Кажется, что кровь вытекла вся, по капле, но, стоит шевельнуться, новые колючки впиваются в тело. Окровавленными пальцами Януш тронул ее лицо, нашел изрезанные губы, вложил ядрышко водяного ореха. Ненавистный чилим. Нет, Чилим — это прозвище Януша. Наташа уже не может двигаться, исчезла даже боль. Она уже даже не может любить. Не может ненавидеть. В сердце осталась только щемящая тоска по нему, такому близкому и родному, единственному, настоящему мужу.