Спустя неделю в решительном сражении невдалеке от северных ворот в жестоком бою полегли почти все защитники Барбуса, но и армии Куявии не осталось. Живые вместе с мирными жителями еще десять дней хоронили прямо на поле брани и своих и чужих павших.

Воин получил несколько тяжких ран в том сражении, но выжил. О нем буквально слагали легенды. Вскоре после поминальной тризны Золтан назначил его начальником городской стражи. Тогда-то, уже при дворе Золтана, он и повстречал Мару. Их любовь была тайной, дочь советника тцара не могла стать женой начальника стражи. Когда на свет появился их сын, его пришлось отдать кормилице. И вот спустя тринадцать лет Мары не стало, а Дулиус, все эти годы безуспешно пытавшийся добиться ее любви, отнял душу их сына.

Ковер начал снижаться. Высокий, поросший у подножия лесом холм вздымался над окрестностью. Огромный камень, освещаемый вспышками молний, покоился на его вершине. В углубление его и уложил Воин тело единственного сына. Развел у ног его небольшой костер и, защищая еще несмелое пламя от дождя и ветра, развернул свой видавший виды плащ. Трилиус, взволнованный не меньше, чем Воин, начал приготовление к обряду. В раскрытом навстречу грозовому небу золотом ковчеге сиял нестерпимым первосветом крошечный осколок первояйца. Воздев над головой ковчег, маг начал читать заклинание. Его голос то взлетал к тучам, то падал к земле. Наконец острый как стрела луч ударил вверх и, пронзив пространство, озарил все окрест яростным светом творения. Лицо сына, доселе смертельно бледное, загорелось золотом. Воин, рванувшись вперед, наклонился над ним, пристально вглядываясь в распахнувшиеся наконец глаза, и отпрянул так же внезапно. Луч света, будто отразившись от невидимого зеркала, ударил в тело сына. Жар миллионов горнов отбросил воина прочь. Только Трилиус с поднятым над головой ковчегом, в развевающемся плаще, остался неподалеку от сгорающего в диком первозданном пламени тела.

Тьма обрушилась неожиданно. Ни единого звука не доносилось. Воин пошевелился, шатаясь, поднялся на слабые, словно ватные, ноги. Ничего — кроме кромешного мрака.

— Трилиус! — позвал он, не узнавая собственного голоса. — Трилиус!

— Я здесь, Воин, — отозвался глухо, будто из могилы, маг. — Ты видел, какие силы бушевали?

— Где сын? — первым делом спросил Воин.

— Я ничего не вижу. Словно ослеп. Ты видишь меня? — слабым голосом спросил Трилиус.

— Нет. Темно. Я разведу огонь, — успокоил его Воин.

Двумя ударами высек искру, раздул небольшой огонек, в его свете запалил заранее припасенный факел. Потрескивая, занялось пламя, озаряя неясным светом Камень и сидящего подле него Трилиуса. Воин, подняв факел, шагнул к Камню. В ложбине среди разорванных клочьев полотна лежал сын, грудь его бурно вздымалась, но глаза оставались закрытыми.

— Стерх, ты слышишь меня? — позвал Воин, но сын не отвечал.

Он протянул руку, чтобы тронуть сына за плечо, но подскочивший с необычайной прытью маг остановил его:

— Нельзя его трогать, пока не взойдет солнце, иначе Чернобог возымеет над ним свою власть. Нужно дождаться рассвета.

Внезапно земля ушла из-под ног. Грохот ударил по ушам. Воин даже покачнулся от неожиданности. В этот миг гора содрогнулась, стремительно оседая под собственной тяжестью. Воин куда-то покатился, рядом с ним с грохотом пролетел ствол могучего дуба, вырванного с корнем неистовой силой, где-то истошно вопил от страха Трилиус. Наконец, падение прекратилось, но невесть откуда взявшаяся вода начала быстро заполнять огромную яму, в которой очутился Воин.