Телефон зазвонил. Роар выключил музыку, поискал гарнитуру, вспомнил, что она осталась на столе в кабинете. Пришлось прижать телефон к уху плечом.
– Это Анна София.
Он быстро припомнил всех женщин, к которым обращался по имени, и не обнаружил никакой Анны Софии. Матери Ильвы Рихтер в этом списке не было, но отчетливый бергенский диалект помог ему быстро разобраться, с кем он разговаривает.
– Здравствуйте, – ответил он бодро, с ее супругом на той неделе он так бодро не разговаривал. Тогда он проверял, может ли быть связь с Бергером, спрашивал, говорила ли дочь когда‑либо о телезвезде или, может, слушала его музыку.
– Здравствуйте, – ответила Анна София Рихтер, и ее кукольный голос тут же вызвал в памяти ее лицо. «Будто покрыто воском», – подумал он, когда еще был у них дома.
– Мы с мужем много говорили после вашего звонка в понедельник. Мы не можем вспомнить, чтобы Ильва когда‑либо интересовалась этим шоуменом.
Роар поправил выскальзывающий телефон.
– У нее не было его пластинок?
– Насколько мы знаем, нет.
Анна София помолчала несколько секунд и потом продолжила:
– Я же посылала вам список всего, чем занималась и интересовалась Ильва в школе и в свободное время.
– Мы очень вам благодарны, – подбодрил ее Роар. – Он нам в определенном отношении пригодился.
– Но вы там что‑нибудь нашли?
Он въехал в узкий и опасный поворот на Большой кольцевой дороге, там было скользко, и к нему норовила прижаться какая‑то фура. Если бы Роар работал в дорожной инспекции, он наверняка бы остановил и оштрафовал нахала. С другой стороны, он сам нарушал правила, сидя сгорбившись и зажав телефон между ухом и плечом.
– Пока, к сожалению, не могу вам ничего сказать.
– Я вспомнила еще кое‑что, – сказала она.
Он въехал в туннель и слышал ее плохо.
– Не думаю, что это имеет значение, – расслышал он перед тем, как снизить скорость, чтобы увеличить дистанцию до фуры с прицепом.
– Значение?
Она продолжала говорить. Между стенами туннеля фура гремела, как адский духовой оркестр.
– Все имеет значение! – крикнул он Анне Софии Рихтер. – Подождите секунду. – Он отбросил телефон, свернул на дополнительную полосу сразу за туннелем, съехал на обочину и включил аварийку.
– Все важно, – повторил он. – Расскажите, пожалуйста.
Ее голос донесся через пару секунд:
– Это случилось давно. Так давно, что я даже не писала об этом в списке, который вам отправила.
– Как давно?
– Поздним летом девяносто шестого. Или ранней осенью. Мы были пару недель на юге.
Роар выхватил ручку и какой‑то конверт из бардачка:
– Как пишется название? Ма‑кри‑гиалос. На Крите. Что случилось?
– Однажды вечером мы пришли домой с ужина и нашли котенка. Кто‑то подвесил его на веревке на нашу дверь. Голова с одной стороны была совершенно разбита. И глаза… Было очень неприятно, мальчики были еще маленькими. После этого мы не могли как следует спать там по ночам. Муж заявил в полицию, но, знаете, полиция там не совсем…
«Мертвая кошка, – записал Роар. – Повешенная на дверь».
– Я понимаю, что это никак не связано со всем, что случилось позже, но вы говорили про путешествия и неприятные случаи.
– Что вы сказали про глаза?
– Мой муж это заметил, я не в силах была разглядывать несчастное животное. Но оба глаза были искромсаны.
Роар застучал ручкой по конверту:
– Расскажите все, что помните об этом случае. |