— Но почему?

Шарин пожала плечами.

— Я что-то не то сказал?

— Нет.

— Я пытался понять, что же я такого сказал. Весь день сегодня пытался понять. Раз десять чуть было не позвонил вам — в смысле, до того, как все-таки позвонил. Что я такого сказал?

— Ничего.

— Ну скажите, Шарин. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы у нас все вот так вот сразу разладилось. Я хочу, чтобы... ну... Скажите, что я ляпнул.

— Вы сказали, что мне идет этот цвет.

Клинг посмотрел на нее.

— Ну и что?

— Я подумала, что вы имеете в виду, что этот цвет подходит к моему цвету кожи.

— Это я и имел в виду.

— Это навело меня на мысль, что вы звонили мне с улицы потому, что я чернокожая.

— Да, я помню. Вы меня спросили...

— И я подумала: а чего вы, собственно, от меня хотите? В смысле, может, белый господин собирается просто завалить домой к негритяночке? Я подумала, что мне не хотелось бы убедиться в том, что так оно и есть. Потому я решила, что будет лучше, если мы просто пожмем друг другу руки и распрощаемся, пока кто-нибудь из нас не задумался над этим вопросом слишком сильно.

Она откусила еще кусок от своего бутерброда и запила его пивом, стараясь не смотреть в глаза Клингу. Берт кивнул и тоже откусил еще кусок. Некоторое время они молча ели. Шарин уплетала бутерброд так, словно она не ела уже неделю, Клинг трудился над своим гамбургером с гораздо меньшим энтузиазмом.

— Ну а что вы теперь здесь делаете? — спросил он.

— Не знаю, — ответила Шарин и пожала плечами. — Наверное, я решила, что вы и в самом деле хотели как лучше и что вы могли бы сказать то же самое блондинке, одевшейся в черное, или рыжеволосой девушке в коричневом наряде, или что там еще кому идет.

Клинг подумал, что это уже не в первый раз. Когда Шарин чувствует себя неловко, она переходит на негритянский жаргон.

— Наверное, в конце концов я поняла, что вы не хотели от меня ничего такого, чего не могли бы хотеть от любой другой женщины...

— Нет, неправда, — возразил Клинг.

— Тогда я решила, что все в порядке. Да здравствует разнообразие! Верно? Что за черт. Если ты нравишься мужчине...

— Нравитесь.

— Ты же не будешь спрашивать себя, из-за чего ты ему нравишься — из-за цвета глаз или цвета кожи...

— И из-за глаз тоже.

— ...точно так же, как не станешь себя спрашивать, не потому ли он тебе нравится, что он такой белый.

— В смысле?

— Я имею в виду, что у него белокурые волосы и светлые глаза... А где эти чертовы веснушки? Я в первый раз пошла на свидание с белым мужчиной, не может же он...

— Правда?

— ...быть чуть более темной копией Чарли, не может же он...

— Правда, в первый раз?

— Да.

— И я тоже. В смысле — вы первая темнокожая женщина среди моих знакомых. Среди тех, с кем я пытался встречаться. То есть я надеюсь, что можно сказать, что я с вами встречаюсь...

— Можно, можно.

— Я на это надеюсь.

— Я тоже на это надеюсь.

— Хотите еще кофе?

— Да, пожалуйста.

Клинг подал знак официантке.

— К тому же я подумала, — добавила Шарин, — что это мило с вашей стороны — позвонить мне и сказать, что вы готовы снова приехать на Калмс-Пойнт, хотя бы даже и в полночь, лишь бы выпить со мной чашку кофе. Просто для того, чтобы немного поговорить со мной. Я подумала, что это очень мило.