Алексею неохота было слушать про дочку, он перебил:

— Можно ее вызвать?

— Кого? Женщину?

— Надежду.

— А вы ей кто? — Санитарка даже высунулась в окошко по пояс, понятное дело, что больница — маленькое государство, в котором развлечений не слишком много и каждая судьба — повод, чтобы посудачить между собой. — Жених?

— Знакомый.

— Жених, значит. Вы погуляйте с ней хоть в садике у нас, ну что без воздуха сидит, все равно теперь только на Бога надеяться надо. — Она махнула рукой, словно поставила точку в диагнозе больного, и пошла куда-то вглубь, где пахло едой и лекарствами.

Как всякий здоровый человек, Леонидов не любил больницы, собственные хвори лечил, глотая всякие лекарства в немыслимых количествах, когда особенно доставало, и каждый раз с ужасом думал: «Минздрав ведь предупреждает, чтобы не занимались самолечением». Но идти сдаваться на милость этих белых халатов, которые могли своим диагнозом повергнуть в пожизненную тоску, заставить себя Леонидов не мог. Сейчас он жался в углу со своим набитым фруктами пакетом и смотрел, как те больные, которым разрешены прогулки, в тапочках и халатах тянутся в сопровождении родственников к выходу, чтобы посидеть на солнышке. Был вечер, отбой еще не объявили, врачи давно ушли, и персонал предоставил пациентов самим себе и свежему воздуху.

«Господи, хочу умереть молодым», — в отчаянии подумал Алексей, глядя на больничные будни, и тут увидел, как из дверей выходит Надя. Она нерешительно замерла, когда увидела Леонидова, и только спросила удивленно:

— Вы?!

— А кто должен быть?

— Санитарка сказала — жених.

— Я и не утверждал, что жених.

— Но похоже, и не отрицали?

— Надя, давайте в скверик пойдем? Все туда тянутся, может, там и на самом деле хорошо? Не могут же люди так жестоко ошибаться?

— Им деваться некуда. Я вообще-то с дядей сижу.

— А мне сказали, что мама ваша приехала.

— Да, приехала.

— Так можно отойти? Сколько вы не спали?

— Не все ли равно?

Но она пошла с Алексеем на улицу, выйдя из дверей, зажмурилась от яркого еще солнца и стала тереть глаза. Алексей полез в верхний карман пиджака:

— У меня очки солнцезащитные есть, хотите?

— Спасибо. — Она неуверенно взяла, очки с нее почти свалились, похожие на огромные, выпуклые глаза стрекозы на этом тонком, худеньком лице. — Смешно?

— Я же не жених, для меня не обязательно быть всегда привлекательной.

Они прошли в больничный садик, где стояли выцветшие лавочки, но лавочки были заняты, даже те, что на солнце, больные оживленно беседовали с родственниками о состоянии своих организмов, количестве сделанных процедур и видимых улучшениях, по словам доктора. Каждый хотел верить, что не зря здесь лежит летом, да еще в такую погоду, только мысль о том, что надо, иначе крышка, держала все эти халаты, тапочки и пижамы в повиновении у батальона врачей, палатных сестер и санитарок. Леонидов углядел поваленное дерево, чахлое, как все и вся вокруг, но вполне пригодное для сидения.

— Пойдемте посидим?

Они прошли туда, сели поближе к густым веткам, чтобы не так пекло солнце.

— Как дядя?

— Плохо. Если и выживет, то парализует по крайней мере всю левую сторону. Алексей Алексеевич, зачем вы пришли?

— Хотите грушу? Только они немытые. Бананы можно есть, они внутри стерильные, или есть место где можно помыть фрукты?

— Я банан съем.