— Что вы делали потом?

— На улице было холодновато, а на бензоколонке мне ждать не хотелось, и я решил пропустить стопочку. По какому-то переулку я вышел на Ньевендийк и наугад выбрал первый попавшийся бар. Пробыл я там недолго, всего минут двадцать, а потом вернулся к машине.

— Но перед этим расплатились за выпивку, — уточнил Декок.

Круглая физиономия Хофмана расплылась в улыбке.

— Нет, не расплатился.

— Как не расплатились?

— А вот так. Понимаете, в баре я познакомился с одним человеком, и у нас завязался разговор. — Хофман усмехнулся. — Этот парень был пьян в стельку. Нет, это был приятный малый и очень чувствительный. Он сел за стойку рядом со мной и поведал грустную историю о том, что в канун Рождества у него умерла мать. Бедняга заливался слезами. Я почти ничего не говорил, в основном слушал. Когда мне пришла пора уходить и я захотел расплатиться, он настоял на том, чтобы я позволил ему сделать это. Я был против, но он и слушать меня не стал — сказал, что никогда раньше не встречал такого отзывчивого человека. Что я мог поделать? Он даже проводил меня до двери и помахал на прощанье.

Декок насмешливо фыркнул.

— Этот ваш новый знакомец из бара… он маленького роста, волосы торчат во все стороны, стрижен под ежик?

— Да.

— И время от времени он дружески похлопывал вас по руке?

Хофман удивленно заморгал.

— Верно! А откуда вы…

Декок ухмыльнулся.

— А знаете, почему он настаивал на том, чтобы за вас заплатить?

— Я ему понравился.

— Нет, господин Хофман, — покачал головой Декок. — Если бы вы попытались заплатить, то заметили бы, что ваш бумажник улетучился. Вот почему.

— Этот человек?..

— Да, это мой старый приятель Ловкач Хенки, бывший квартирный вор, ныне специализируется на бумажниках и сумочках. Должно быть, у него триста шестьдесят пять матерей. — Декок поморщился. — И каждый божий день одна из них умирает. Он всегда рассказывает одну и ту же историю, чтобы сблизиться с жертвой. Вот и вчера его очередная матушка скончалась, и он топил горе в вине. — Инспектор укоризненно поморщился. — Никакой фантазии! Ему пора менять легенду, а то это становится однообразным.

— Стало быть, этот самый Хенки и свистнул мой бумажник?

— Готов поспорить, что да.

— Но в таком случае как мой бумажник попал в эту сумочку?

Декок подошел к вешалке и снял пальто.

— А вот мы сейчас вместе Ловкача и спросим.

— Вместе?

— Да, господин Хофман, вместе.

8

— Вы переживете потерю двух сотен?

— Не разорюсь, если вы об этом.

— Именно об этом.

Сдвинув старую бесформенную шляпу на затылок и засунув руки глубоко в карманы, Декок быстро шагал по пользующемуся дурной славой амстердамскому Кварталу красных фонарей. Явно непривычный к подобной атмосфере Юст Хофман с трудом поспевал за инспектором — на каждые два шага Декока ему приходилось делать три.

— Говорю вам, господин Декок, эти двести гульденов для меня не так уж важны. Проживу и без них. Я лишь надеюсь, что вы сумеете разгадать тайну моего бумажника. Для меня это куда важнее!

Декок одобрительно кивнул.

— Выпить не желаете?

— Еще как! — обрадовался Хофман. — После такой-то встряски!.. Честно говоря, вы заставили меня изрядно понервничать. Я и впрямь поверил, что вы на полном серьезе подозреваете меня в убийстве!

Инспектор покосился на торговца сыром.