|
И решила, что ей лучше обратиться к Ниро Вулфу, чем к какому нибудь адвокату. – И он не пожелал тебя видеть? – Да. – Энн не упоминала ничьих имен? – Нет. – Где она живет? – В южной части города, недалеко от вас. Барнум стрит, 316. – А кто ее жених? – Не знаю. – Лили погладила меня по руке. – Послушай, ты мужественный герой, где мы сегодня поужинаем? У меня? Я покачал головой. – Я на службе. Твое отношение к базам в Ирландии – чистой воды провокация. Насколько мне известно, ты шпионишь в пользу Ирландии. Я считаю тебя неотразимой, но мне приходится не забывать о собственной чести. Я предупредил тебя в тот день в палатке, где расположилась методистская церковь, что мой духовный мир… Она перебила меня, и так это продолжалось еще с час, пока самолет не сел в аэропорту Ла Гардиа. Отделаться от нее там я не сумел. Мы взяли такси и поехали в Манхэттен, но возле «Рица», где у нее была собственная цитадель и перед которым, я знал, она не позволит себе устраивать сцену, я со своим багажом перебрался в другое такси и попросил водителя отвезти меня в дом Вулфа на Тридцать пятой улице. Несмотря на стычку с Лили, пока мы ехали в южном направлении, а затем повернули на запад, настроение у меня росло. Не понимаю почему, но мне казалось, что я отсутствовал гораздо больше двух месяцев. Я узнавал магазины и здания с таким чувством, будто был их владельцем, не сделавшим ни единой попытки посмотреть на них раньше. Я не послал телеграммы о своем приезде, решив доставить себе удовольствие, застав их врасплох, и, естественно, надеялся увидеть Теодора среди орхидей в оранжерее, Фрица на кухне колдующим над кастрюлями, а самого Ниро Вулфа за письменным столом, хмурясь над атласом или ворча над книгой, которую он читает. Нет, в кабинете его нет. Он спускался из оранжереи ровно в шесть, значит, сейчас он будет наверху вместе с Теодором. Я поздороваюсь с Фрицем в кухне, проскользну в свою комнату и буду ждать, пока не услышу, как Вулф на лифте спускается к себе в кабинет. Глава 3 Ни разу в жизни я не был так потрясен. Ни разу. Я вошел, открыв дверь собственным ключом, который так и продолжал висеть у меня на кольце с прочими ключами, бросил свои чемоданы в прихожей, вбежал в кабинет и не поверил собственным глазам. На столе у Вулфа высились пачки невскрытой корреспонденции. Я подошел поближе и увидел, что с его стола не стирали пыль, наверное, лет десять, как, впрочем, и с моего. Я повернулся лицом к двери и почувствовал, что в горле у меня появился комок. Либо Вулф, либо Фриц умерли, единственный вопрос, кто из них. Я бросился на кухню, и то, что я там увидел, убедило меня, что умерли они оба, не сомневался я. Ряды сковородок и кастрюль были запыленными, равно как и банки со специями. Снова к горлу подступил комок. Я открыл кухонный шкаф и убедился, что, кроме вазы с апельсинами и шести картонок с черносливом, там ничего не было. Я открыл холодильник, и его вид меня прикончил. Четыре головки салата, четыре помидора и миски с яблочным соусом – вот и все. Я бросился к лестнице. Один пролет наверх – в комнате Вулфа и во второй рядом никого не было, но мебель стояла на своих местах. То же самое в двух комнатах на следующем этаже, одна из которых принадлежала мне. Я побежал выше, в оранжерею. В четырех ее отсеках под стеклом стояли орхидеи, сотни орхидей в цвету, затем в том отсеке, где растения были еще в горшках, я наконец то обнаружил признаки человеческой жизни. На табурете у стола сидел Теодор Хорстман, делая записи в дневнике цветоводства, который прежде вел я. |
