Изменить размер шрифта - +
Он хотел спросить, отчего это они так волнуются, но почувствовал, как ждут они сейчас его ответа, их непонятное волнение вдруг передалось и ему, и, разведя руками, Василий Кузьмич сказал:

— Ну, есть у меня награды, ребятки, есть. Красная Звезда. В сорок первом получил. И «За победу над Германией». Вот и все. Больше не успел. Я ж говорю, контузило меня сильно… Несколько лет себя не помнил.

— Вы Герой Советского Союза! — торжественно, срывающимся голосом произнес Вова.

— Герой Советского Союза! Мы нашли… Мы вели… — крикнул нетерпеливый Гаврила и неожиданно всхлипнул.

— Ура! — закричали мальчишки и, схватив Василия Кузьмича за руки, за плечи, стали трясти его, тормошить, уже не скрывая своего волнения. — Ура! Мы вас нашли… В архиве Министерства обороны есть все документы… Ура, Василий Кузьмич!

И Василий Кузьмич, еще ничего не понимая, оглушенный криком, почувствовал, что в словах мальчишек заключена большая правда. Не смея поверить в нее, растроганный искренностью, теплотой этих неожиданных пришельцев, Василий Кузьмич обнял их и повел в дом, приговаривая:

— Ну, как же это? Ну, что же это, соколики? Перепутали вы что-то. У меня Красная Звезда и «За побе<style name="105pt">ду…».

Они сели на лавки за большой, гладко обструганный сосновый стол. На одну лавку Василий Кузьмич, а напротив — ребята. Гаврила встал на лавку коленями, чуть не лег на стол животом — смотрел во все глаза… В комнате пахло смолой, хлебом. В пыльные стекла большого окна билась пчела, стремясь выбраться на волю…

Василий Кузьмич слушал сбивчивый рассказ Володи о том, как два года назад на школьном комсомольском собрании ребята решили написать историю боев под Заозерьем, разыскать людей, которые воевали в этих местах, привести в порядок братские могилы. И самое главное — они сказали себе: безымянных героев нет!

Вот тогда-то и доискались ребята до истории о том, как в двенадцати километрах от Заозерья в сорок первом году были на несколько суток остановлены немецкие танки…

— На двое суток, — поправил Василий Кузьмич Володю.

…В те дни стояла сушь, и небо побелело от зноя. Пыль от телеги висела в воздухе часами. Казалось, что даже болота высохли. Когда солдаты копали окопчики в кочкарнике у дороги, то на дне их было совсем сухо. Невесть кем подожженная, горела мшара. Ветер гнал черный дым вдоль дороги и мешал стрелять по танкам. Слезились глаза. В перерывах между атаками Василий Кузьмич думал о том, как хорошо было бы сейчас забраться в глубь мшары и, лежа на одуряюще пахнущем ковре мха, искать прошлогоднюю клюкву. А в горле было сухо, и мысли о клюкве даже не вызывали слюну.

Первый день долбали танки из «сорокапяток». Но немцам во что бы то ни стало хотелось прорваться к шоссе и перерезать путь отступающим войскам. Когда несколько танков задымилось на дороге, пустили в ход авиацию. «Хейнкели» перелопатили половину мшары вместе с «сорокапятками» и всем боезапасом. В роте Павлова осталось в живых человек пятнадцать. Но они держались еще целый день…

Пока фрицы пытались оттаскивать с дороги подбитые танки, Василий Кузьмич поливал их из ручного пулемета, не давая высунуться из-за брони. И танки не начинали новой атаки. Ведь дорога была совсем неширокой… И болото по сторонам под названием Чертова топь…

Потом к Василию Кузьмичу в окопчик приполз трясущийся Мишка Буров, погодок, его земляк. Приполз и сказал, что все, конец. В живых почти никого не осталось, надо уходить. Василию Кузьмичу некогда было оторваться от стрельбы, посмотреть Мишке в глаза, он молча сунул ему «дегтярь», заметив лишь, как дрожат у Мишки руки. Но у Василия Кузьмича тоже дрожали руки от напряжения.

Быстрый переход