— Ну до чего же я счастлива вас видеть, Герда! Мы же век не виделись! И Джон!
Становилось ясно, что Герду ожидали с пылким нетерпением, а Джон — лишь приложение к ней. Такая несуразица сразу вогнала Герду в столбняк неловкости.
— Вы знакомы с Эдвардом Энгкетлом? — продолжала Люси.
Со словами: «По-моему, нет» Джон кивнул Эдварду. Вечернее солнце зажгло золото волос Джона, подчеркнув голубизну глаз. Так мог выглядеть сошедший на берег викинг Вильгельма Завоевателя. Его голос, низкий и звучный, был приятен для слуха, и магнетизм всей его личности покорял окружающих. Увы, Эдвард, по контрасту с Джоном, выглядел бескровным, слишком бесцветным. Угловат, сутул, словно привидение старого замка…
Генриетта предложила Герде осмотреть огород.
— Люси, конечно, потащит нас любоваться каменным садом и осенними клумбами, — говорила она по дороге. — Но мне всегда были по душе огороды — милей и приятней. Можно посидеть возле огуречных грядок или зайти в теплицу. Никто не беспокоит, да и есть что пожевать.
Они и правда нашли перезрелый горох. Генриетта ела его сырым, а Герде он не понравился. Она была рада ускользнуть от Люси, сегодня еще более оживленной, чем обычно. Зато с Генриеттой Герда говорила почти воодушевленно. Вопросы Генриетты были таковы, что у нее всегда было что ответить. Через десять минут Герда почувствовала себя куда лучше и начала думать, что уик-энд, в конце концов, может оказаться не так уж страшен.
Зена ходит в школу и ей только что подарено новое платье. Герда пространно его описала. Да, и новый магазин кожаных изделий тоже очень мил. А правда ли, интересовалась Генриетта, так легко самой сплести сумку? Герда должна ей показать.
До чего же, в самом деле, легко сделать так, чтобы Герда выглядела счастливой, и как этот счастливый вид ее разительно преображает! «Бедняжка сейчас свернется клубком и замурлыкает», — подумала Генриетта.
Они сидели, довольные, на углах парниковых рам, и солнце, теперь уже низкое, создавало видимость летнего дня. Внезапно они обе замолчали. Безмятежность сползла с лица Герды. Плечи ее поникли. Она вздрогнула, когда Генриетта заговорила.
— Почему ты приезжаешь, если ненавидишь все это?
Герда торопливо начала:
— Да нет. Не знаю, с чего ты это взяла…
На миг запнувшись, продолжала:
— Это ведь так здорово — укатить из Лондона, а леди Энгкетл просто ужасно добрая.
— Люси? Ничего подобного.
Герду это слегка ошарашило.
— Да нет же. Она всегда так любезна со мной.
— У Люси прекрасные манеры и она умеет быть приятной. Но она скорее жестокая женщина. Это, я думаю, оттого, что она понятия не имеет, как думают и что чувствуют люди обыкновенные. И тебе ненавистно бывать здесь, Герда! Ты же это знаешь. Так чего ради приезжать с такими чувствами?
— Ну, видишь ли, это нравится Джону.
— О, Джону тут по душе. Но ты бы могла отпускать его одного.
— Он не захочет. Уик-энд без меня ему будет не в радость. Он совсем лишен эгоизма. Он считает, что для меня большое счастье выезжать за город.
— За город — это хорошо, — сказала Генриетта, — только не надо добавлять к Энгкетлам.
— Я… я не хотела создавать впечатление, будто я неблагодарна.
— Милая Герда, да и почему это мы должны быть тебе по душе? Я всегда считала, что мы, Энгкетлы — отвратное семейство. Все мы обожаем собираться и говорить на собственном необыкновенном языке. Неудивительно, если постороннему хочется убить нас.
Помолчав, она добавила:
— Кажется, время идти к чаю. |