— Изнеженное отношение к жизни, — изрек Дэвид. — Принадлежи вы к рабочему классу…

— А я именно к нему и принадлежу, — перебила Мэдж. — Вот почему покой и благоустроенность так дороги для меня. Утренний чай, бесшумно подаваемый в постель; фарфоровая ванна с хлещущей струей горячей воды; эти восхитительные купальные экстракты; кресло, в котором ты чуть не тонешь…

— Всё это должно быть и у рабочих, — отрезал Дэвид. Правда, он находил чуть подозрительным пункт насчет бесшумно подаваемого утреннего чая, звучавший невыносимо сибаритски для серьезно устроенного мира.

— Как нельзя более с этим согласна, — от всего сердца сказала Мэдж.

Глава 15

Телефон зазвонил как раз, когда Эркюль Пуаро наслаждался десятичасовой чашкой шоколада. Он подошел и поднял трубку.

— Слушаю.

— Господин Пуаро?

— Леди Энгкетл?

— Как это мило, что вы узнали меня по голосу! Я помешала вам?

— Нисколько. Надеюсь, вы не пали духом после вчерашнего несчастья?

— Нет, конечно. Несчастье, как вы выразились, каждый ощущает, я считаю, совершенно по-своему. Я звоню, чтобы узнать, не сможете ли вы зайти — я по-нимаю, это для вас лишние хлопоты. Вроде дополнительных занятий в школе. Но я, право же, в страшной растерянности.

— Конечно, леди Энгкетл. Прямо сейчас?

— Да, я именно это имела в виду. И как можно скорее. Это так любезно с вашей стороны.

— Пустяки. Значит, мне пойти лесом?

— О, конечно, — кратчайшим путем. Очень вам благодарна, господин Пуаро.

Помедлив лишь затем, чтобы удалить несколько пылинок с отворотов пиджака и надеть легкое пальто, Пуаро пересек шоссе и заспешил по тропе между каштанами. У бассейна никого не было — полиция закончила осмотр и удалилась. Все выглядело мирным и спокойным в чуть мглистом свете осени. Пуаро мельком заглянул в павильон. Накидка из серебристых лис исчезла, отметил он. Но спички лежали на прежнем месте. «Явно не место держать спички — тут сыро. Один коробок на всякий случай — ну ладно, но не шесть же». Он хмуро глянул на расписной металлический столик. Поднос со стаканами был убран. Кто-то рисовал карандашом на крышке стола — наспех набросанное дерево, словно из ночных кошмаров. Это уязвило Эркюля Пуаро, ибо нарушался плавный ход его мысли. Он цокнул языком, покачал головой и заторопился к дому, гадая о причине столь срочного вызова.

Леди Энгкетл, ожидавшая у французского окна, провела его в пустую гостиную.

— Очень мило с вашей стороны, что пришли.

Она дружелюбно пожала ему руку.

— Мадам, я к вашим услугам.

Леди Энгкетл выразительно развела руками. Ее красивые большие глаза округлились.

— Видите ли, всё так сложно. Инспектор берет интервью — нет, расспрашивает, — нет, снимает показания, — как они это называют? В общем, у Гаджена. Вся наша жизнь здесь зависит от Гаджена и все наше сочувствие с ним. Ведь это, естественно, ужас для него — подвергнуться полицейскому допросу — даже инспектором Грейнджем, хоть он, я чувствую, по-настоящему милый, и, возможно, семейный — может, у него мальчишки, и он помогает им вечерами что-нибудь собирать из «Конструктора», и жена, у которой дома ни пятнышка, но немного тесновато…

Эркюль Пуаро щурился, покуда леди Энгкетл развивала свой скетч насчет домашнего уклада инспектора Грейнджа.

— Кстати, усы его висят, — продолжала леди Энгкетл. — Я думаю, что дом, где уж слишком все блестит, может порой нагнать тоску.